Первая мировая война началась для Российской империи с обернувшегося трагедией вторжения в Восточную Пруссию в августе 1914 г. Эта битва вызвала колоссальный общественный резонанс не только в России, но и в Германии. Её официозными кругами были незамедлительно проведены исторические параллели между разгромом 2-й армии генерала от кавалерии А.В. Самсонова под Танненбергом и Грюнвальдской битвой эпохи Средневековья, в которой Тевтонский орден был разбит союзными польско-литовско-русскими ратями. Победа 1914 г. позиционировалась как реванш за поражение в 1410 г. и в этом была определенная логика и географическая соотнесенность.
В России же одну из страниц истории Восточно-Прусской операции зачастую связывают с куда более близкими по времени, но территориально удаленными событиями русско-японской войны 1904–1905 гг. На её фронтах, в Маньчжурии воевали будущие командующие злополучными армиями — вышеупомянутый Самсонов и генерал от кавалерии П.К. фон Ренненкампф. Однако широкому кругу читателей эта веха их карьеры известна, скорее, не подвигами, а... пощечиной.
Процитируем известного советского писателя Валентина Пикуля: «...Последний раз он сражался с японцами; после боев под Мукденом он пришел на перрон вокзала — прямо из атаки! — к отходу поезда. Когда в вагон садился генерал Ренненкампф (по кличке «Желтая опасность»), Самсонов треснул его по красной роже:
— Вот тебе, генерал, на вечную память... Носи!
Ренненкампф скрылся в вагоне. Самсонов в бешенстве потрясал нагайкой вслед уходящему поезду:
— Я повел свою лаву в атаку, надеясь, что эта гнида поддержит меня с фланга, а он просидел всю ночь в гаоляне и даже носа оттуда не выставил...».
Каждому, кто читал миниатюры Пикуля, наверняка известен этот яркий эпизод. Писатель явно считал его своей творческой удачей, включая данную сцену и в тексты своих романов. В одном из них («Нечистая сила») генерал-лейтенант Ренненкампф по неизвестным причинам и вовсе оказывается в гальюне (?) вместо зарослей гаоляна.
Принято полагать, что он, затаив на Самсонова обиду, будто бы потому и медлил с продвижением армии в ходе Восточно-Прусской операции и едва ли не предал его. Тому, насколько эта история с «мукденской пощечиной» соответствует действительности, и посвящена настоящая статья.
Поскольку версия событий Пикуля уже была обозначена, начать анализ было бы резонно именно с неё. Итак, по мнению писателя Самсонов оскорбил Ренненкампфа на железнодорожном вокзале после Мукденского сражения. Дата и район атаки Самсонова не уточняются, информация о ней носит абстрактный характер. Однако в неоправданности утверждений об отсиживании Ренненкампфа где бы то ни было в ходе Мукденской операции убеждает даже ее беглый обзор.
В самом начале битвы (9 февраля) генерал-лейтенант Ренненкампф принял командование конным отрядом генерал-лейтенанта П.И. Мищенко, тяжело раненого в бою под Сандепу. Силами этого отряда до 16 февраля велись рекогносцировки; тогда же Ренненкампфом был сформирован отряд из четырех казачьих сотен для уничтожения железнодорожного моста в японском тылу. Диверсия оказалась успешной, однако практически не повлияла на развитие боевых действий. Уже 26 февраля Ренненкампф вернулся к командованию т. н. Цинхэченским отрядом и вступил с ним в бои. А.И. Деникин, писавший: «Отряд Ренненкампфа упорными, кровопролитными боями стяжал себе заслуженную славу» если и преувеличивал, то, видимо, лишь стилистически...
Практически сразу по возвращению Ренненкампфа, 28 февраля, было приказано прекратить подвоз продовольствия для его отряда, причем ситуация с ним останется напряженной до завершения операции. В период отступления русских армий к Сыпингайским высотам отряд неизменно находился в арьергарде. Потери его личного состава в течение Мукденской битвы признаны Военно-исторической комиссией по описанию русско-японской войны наиболее высокими во всей I армии. Уместно задаться вопросом — как в этом крупнейшем труде оценивается роль начальника Сибирской казачьей дивизии генерала Самсонова?
На страницах упомянутого многотомного издания описываются действия огромного количества частей и соединений, в том числе «отрядов», подобных Цинхэченскому. Интенсивность их формирования в годы русско-японской войны достигла пика: «Бывали случаи командования корпусными командирами такими тактическими единицами, в состав которых не входило ни единого даже батальона вверенных им корпусов... В одном отряде, силою в 51 батальон, имелись войсковые части всех трех армий, из 11 корпусов, 16 дивизий и 43 различных полков». Подчас отдельного рассмотрения удостаивались даже действия офицеров всего лишь в чине ротмистра. Об атаке же казаков генерала Самсонова, тем более не поддержанного Ренненкампфом с фланга, авторы-составители данного фундаментального исследования хранят молчание. Проще говоря, этой атаки не было, как не было и порожденного ею скандала на железнодорожном перроне в Мукдене.
Таким образом, растиражированная в сочинениях Пикуля версия событий не выдерживает критики. Однако ею дело вовсе не ограничивается — другой беллетрист, писательница Барбара Такман в своей знаменитой книге «Августовские пушки» отразила следующее видение ситуации: «Хоффман утверждал, что знал о ссоре между Ренненкампфом и Самсоновым, имевшей место еще в русско-японскую войну, где был германским наблюдателем. Он говорит, что сибирские казаки Самсонова, продемонстрировав храбрость в бою, вынуждены были сдать Ентайские угольные шахты из-за того, что кавалерийская дивизия Ренненкампфа не поддержала их и осталась на месте, несмотря на неоднократные приказы, и что Самсонов ударил Ренненкампфа во время ссоры по этому поводу на перроне Мукденского вокзала».
Речь идет о Ляоянской битве — событиях конца августа 1904 г. Когда русскому командованию стало известно о подготовке переправы сил японского генерала Куроки на левый берег р. Тайцзыхэ в обход фланга русских, Куропаткин принял решение об отводе войск вглубь фронта. Именно тогда русские кавалерийские части под командованием Самсонова были переброшены форсированным маршем к Янтайским угольным копям для их дальнейшей обороны. Южнее расположилась 54-й пехотная дивизия генерал-майора Н.А. Орлова. Утром 2 сентября 1904 г. последний предпринял атаку 12-й японской бригады Шимамуры. Её позиции находились на высотах южнее деревни Дайяопу, русским же пришлось наступать в зарослях гаоляна. Шимамура начал встречное наступление восточнее Дайяопу, охватывая левый фланг Орлова и атакуя правый. Русские войска дрогнули и обратились в бегство — в панике они отстреливались в зарослях гаоляна от наседающего противника, но это был беспорядочный огонь по своим. В спешке вновь собрав войска (численностью едва ли больше батальона) Орлов вновь попытался атаковать японцев в направлении на Дайяопу, но его порядки вновь были рассыпаны в гаоляне, а сам генерал ранен.
По свидетельству современника, участники этой эскапады удостоились ядовитого прозвища «орловские рысаки». Тактический итог её был безрадостен — ощутимые потери оказались бесполезными, с Янтайских копей был выбит потерявший более полутора тысяч человек убитыми и ранеными Самсонов. Ренненкампф же все это время находился в госпитале после тяжелого ранения в ногу 13 июля 1904 г. Оказать помощь Самсонову, а тем более угодить ему под «горячую руку» он попросту не мог. Следовательно, высказанная Такман версия событий тоже является неверной. К чести автора, она и сама склонялась к этому выводу: «Сомнительно, чтобы Хоффман верил своей сказке или только притворялся, что верит».
Итак, возникновение истории о конфликте между Самсоновым и Ренненкампфом Такман связывает с фигурой офицера германского Генштаба Макса Хоффмана. В этом сходятся практически все авторы, упоминающие данный эпизод. Одно перечисление его вариаций могло бы составить отдельный библиографический обзор.
Например, вот как сравнительно недавно изобразил ситуацию американский писатель Бевин Александер: «Хоффман являлся военным наблюдателем еще во время Русско-японской войны 1904–1905 годов и стал свидетелем словесной перепалки между Самсоновым и Ренненкампфом на железнодорожной платформе в Мукдене, в Маньчжурии, которая закончилась настоящей дракой». Из специалистов эту версию, в частности, подхватил профессор И.М. Дьяконов — действительно крупнейший специалист, правда, в области истории Древнего Востока. Он писал о бездарных действиях «начальника Генерального штаба Жилинского и генералов Самсонова и Ренненкампфа (враждовавших из-за пощечин, которые они надавали друг другу еще в 1905 г. на железнодорожном перроне в Мукдене)».
Историку Т.А. Соболевой эти пощечины, вероятно, показались неубедительными, а потому на страницах её книги «Самсонов пришел к отходу поезда, когда Раненкампф садился в вагон, и при всех публично исхлестал его нагайкой».
Генерал от кавалерии А.В. Самсонов
Не менее оригинальную версию событий высказал американский военный корреспондент Эрик Дуршмид. Он связывает конфликт между генералами с обороной Янтайских копей и, как мы уже выяснили, это неверно. Однако абстрагируемся от этой условности и допустим, что между Самсоновым и Ренненкампфом действительно вспыхнула ссора на перроне Мукденского вокзала. Слово автору: «Разъяренный Самсонов бросился к Ранненкампфу, снял перчатку и влепил своему малонадежному соратнику увесистую пощечину. Мгновение спустя два генерала катались, подобно мальчишкам, по земле, обрывая пуговицы, ордена и погоны. Солидные люди, командиры дивизии били и душили друг друга, пока их не растащили случившиеся рядом офицеры». Последующая дуэль между генералами якобы казалась неизбежной, однако император Николай II будто бы своим личным вмешательством воспретил её.
За потасовкой Самсонова и Ренненкампфа в книге Дуршмида наблюдает все тот же непременный Хоффман. Несостоявшаяся дуэль между ними также достаточно давно фигурирует в зарубежной литературе. Именно в этой детали сюжета сокрыт один из его изъянов.
Действительно, дуэль как вид реакции на оскорбление практиковалась в русской офицерской среде. Долгое время она была запрещена, что в какой-то момент даже привело к распространению т. н. «американских дуэлей», напоминающих средневековую ордалию: употребление пилюль, одна из которых смертельно ядовита, запуск в затемненную комнату с противниками ядовитой змеи и т. д. Поэтому в мае 1894 года были приняты «Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде», которыми фактически узаконивались дуэли среди офицеров. Решение об их уместности или неуместности передавалось в компетенцию судов общества офицеров (судов чести), хотя их решения не имели обязательной силы. Однако при этом запрещалось вызывать на поединок офицеров из-за конфликта, касающегося службы.
Кроме того, вмешательство в ссору самого Николая II выглядит крайне маловероятным. Царь узнавал об уже состоявшихся поединках из доклада военного министра, которому по команде представлялись судебные материалы и лишь затем принимал решение о судебном разбирательстве. Слухи о будущей дуэли, сколь быстро они не распространялись, вряд ли опередили бы новые назначения противников, уже осенью 1905 г. пребывавших на противоположных границах империи. И так или иначе они вызвали бы в светских кругах столицы определенный резонанс — как известно, дуэль между А.И. Гучковым и полковником С.Н. Мясоедовым моментально угодила на страницы газет, а полиция предпринимала экстренные меры к недопущению поединка. Относиться всерьез к этой детали, вплетенной в контекст ссоры, было бы опрометчиво, как и ко многим аналогичным ей газетным заметкам той поры: «Vossische Zeit.» сообщает, будто генералы Каульбарс, Гриппенберг, Ренненкампф и Бильдерлинг, каждый за себя, вызвали Куропаткина на дуэль за отзывы о них в книге о русско-японской войне».
Пресса по сей день остается падкой на подобные скандальные сюжеты из истории, поэтому публикация в современной периодике неизвестного прежде монолога Самсонова после пощечины Ренненкампфу не удивляет: «На вас кровь моих солдат, сударь! Я больше не считаю вас ни офицером, ни мужчиной. Если угодно, извольте прислать мне своих секундантов». Однако обескураживает доверие к этой мифологеме такого крупного специалиста, как покойный профессор А.И. Уткин.
Между тем необходимо выявить первоисточник информации о пресловутой «мукденской пощечине». Как уже было отмечено, большинство повествующих о ней авторов ссылаются на Макса Хоффмана в качестве очевидца. Но на деле если кто-то из иностранных военных атташе и мог быть свидетелем гипотетической перепалки между Самсоновым и Ренненкампфом, то либо австро-венгерский агент капитан Шептицкий (прикомандирован к Забайкальской казачьей дивизии), либо француз Шемион (прикомандирован к Сибирской казачьей дивизии, чин неизвестен). Макс Хоффман в годы русско-японской войны состоял военным агентом при штабе японской армии и оказаться очевидцем чего бы то ни было на Мукденском вокзале после сражения попросту не мог.
Последние сомнения в этом развевают его воспоминания: «Я слышал со слов свидетелей (sic!) о резком столкновении между обоими командирами после Ляоянского сражения на Мукденском вокзале. Вспоминаю, что еще во время сражения под Танненбергом мы говорили с генералом Людендорфом о конфликте между обоими неприятельскими генералами».
Хоффман оказался честнее многих не вполне добросовестно апеллирующих к нему писателей и историков. Более того — несмотря на приверженность самого мемуариста версии о скандале после оставления Янтайских копей, изображенная им ситуация выглядит наиболее правдоподобной из всех вышеприведенных. Её удачно сформулировал маститый военный историк Г.Б. Лиддел Гарт: «...Гофман многое узнал о русской армии; узнал он среди прочего и историю того, как два генерала — Ренненкампф и Самсонов — крупно поссорились на платформе железной дороги в Мукдене, причем дело чуть не дошло до оскорблений действием». О пощечине, а тем более потасовке, битье нагайкой и требованиях сатисфакции им даже не упоминается.
Могла ли подобная ситуация иметь место? Категорически отвергать этого не следует. Ссора генералов могла вспыхнуть, например, после боя на р. Шахэ. В нем отряд Самсонова и дивизия Ренненкампфа сражались на одном участке фронта в составе Восточного отряда генерала Г.К. Штакельберга. Действия этих частей подчас оказывались несогласованными и отнюдь не только по вине Ренненкампфа. Он прикрывал левый фланг конницы Самсонова, вышедшей к Сяньшанцзы 9 октября 1904 г., а утром того же дня попытался продвинуться далее до деревни Бенсиху при поддержке пехотного отряда Любавина. Однако из-за неуверенных действий последнего от своего замысла отказался и Ренненкампф.
11 октября последний еще раз попытался наступать на укрепленные позиции японцев и вновь был вынужден отойти — на сей раз из-за бездействия никого иного, как Самсонова. На исходе тот и вовсе отступил, лишив Ренненкампфа возможности организовать еще одну, уже ночную атаку. И именно тогда начальник Забайкальской казачьей дивизии в свою очередь отказался поддержать Самсонова, запланировавшего атаку, но так и не решившегося на неё. Но и это было следствием не самодурства Ренненкампфа, а приказа Штакельберга приостановить наступление всего Восточного отряда.
Тактическая инициатива была упущена — 12 октября в наступление перешли японские войска. Еще накануне перед Самсоновым и Ренненкампфом стояла прежняя задача — продвижение с выходом в тыл армии генерала Куроки. Однако на следующий день тот подтянул на свой правый фланг артиллерию и под её огнем Самсонов и Ренненкампф начали отступление с позиций. В этой крайне непростой ситуации, сложившейся в том числе и по их вине, вероятность вспыхивания ссоры между генералами была высока как никогда прежде. Но, по свидетельству барона П.Н. Врангеля, очевидца описываемых событий, ничего подобного не случилось: «...Подъехав к батарее, генерал Ренненкампф спешивается и, отойдя в сторону с генералом Самсоновым, с ним долго о чем-то совещается».
Как бы то ни было, фиктивность «свидетельств» Хоффмана становится очевидной. Возможно, в своих сочинениях он делал акцент на ссоре Самсонова и Ренненкампфа со вполне обыденной целью: для придания post factum большей значимости своей роли в организации разгрома одной русской армии и вытеснения другой из пределов Восточной Пруссии в 1914 году. Странно, что опытный прусский генштабист ставил на одну ступень кропотливую оперативную работу и слухи десятилетней давности, однако он мог беспрепятственно козырять тем, что уведомил о них командование 8-й армии.
Как мы могли убедиться, этот образчик саморекламы Хоффмана обрел немало сторонников в отечественной и зарубежной литературе. Одним из первых проникшихся к ней доверием советских авторов стал комбриг А.К. Коленковский. Практически одновременно с ним виднейший военный историк Русского Зарубежья А.А. Керсновский, напротив, негодовал: «С легкой руки пресловутого генерала Гофмана заграничную печать обошли нелепые басни о какой-то личной вражде, существовавшей якобы еще с Японской войны между Ренненкампфом и Самсоновым, и что, мол, по этой причине первый не подал помощи второму. Нелепость этих утверждений настолько очевидна, что их нечего и опровергать». В современной литературе версию о «мукденской пощечине» однозначно отверг писатель В.Е. Шамбаров, отнюдь не отличающийся научной скрупулезностью автор. В целом, сложившаяся в историографии рассматриваемого вопроса ситуация прямо указывает на недостаточную изученность событий военной истории России периода последнего царствования.
Этот удручающий вывод особенно справедлив в отношении истории Первой мировой войны и даже столь значимой её страницы, как Восточно-Прусская операция. Причины и обстоятельства её неудачного для русской армии исхода давно названы и обсуждены специалистами. Значение этой битвы в рамках дальнейшего развития событий остается предметом дискуссий — существуют даже мнения, что Танненберг 1914 г. предопределил и существенно приблизил крах Российской империи. Однако совершенно некорректно связывать его с некоей мифической ссорой 2-х генералов еще в годы русско-японской войны, как это ничтоже сумняшеся делает Э. Дуршмид. Сознательная или невольная солидарность с ним некоторых отечественных историков не может не удивлять. На этом фоне показательно скептическое отношение собственно германской историографии к версии о конфликте Самсонова и Ренненкампфа. Ведь, как резонно замечал английский историк Дж. Уилер-Беннетт, если битва при Танненберге была проиграна русскими войсками на железнодорожной станции в Мукдене десятью годами ранее, то германское командование не может считать победу в ней своей заслугой.
История человечества развивается параллельно с мифологией, они были и остаются неразрывно связанными. Однако до тех пор, пока исследователями Первой мировой войны из научного оборота не будут изъяты пощечины генералов, многоликие заговоры фрейлин, ведущие к революции «германские следы» и золотые ключи от неё, изучение её истории будет тормозиться инерцией суммы этих и ряда других мифологем.
Journal information