Пётр Николаевич Врангель
"Днем 1-го июня я получил сообщение, что в Севастополе среди офицеров флота обнаружен "монархический заговор" и что значительное число офицеров арестовано. Сведения эти показались мне весьма странными. Я только что был в Севастополе и общее настроение там не оставляло желать лучшего. Я приказал запросить подробности.
Оказалось, что накануне два каких-то мичмана явились в расположение лейб-казачьего полки и пытались уговаривать казаков по возвращении моем в Севастополь арестовать меня, начальника штаба и некоторых других лиц, не сочувствующих, будто бы, возвращению на русский престол Царя. Вместо меня, будто бы, во главе армии станет Великий Князь Николай Николаевич, а временно, до его приезда, пасынок его герцог Сергей Георгиевич Лейхтенбергский. Последний состоял ординарцем при генерале Слащеве. Та атмосфера, которая царила в штабе последнего, беспрерывный разгул и интриги, не могли быть полезны юноше и я в бытность мою в Феодосии решил отправить его к Отчиму. Одновременно я написал Великому Князю Николаю Николаевичу, прося, в интересах молодого человека, оставить его при себе. Герцог Лейхгенбергский в самый день обнаружения заговора выехал в Константинополь. Наивные агитаторы были задержаны казаками и представлены по начальству. На первом же допросе они проговорились, назвав ряд соучастников.
Вся эта история представлялась мальчишеской выходкой. Мне было неприятно лишь то, что в ней замешан был герцог Лейхтенбергский, близкий Великому Князю Николаю Николаевичу и упоминалось имя последнего. Я решил не давать делу дальнейшего хода и в тот же день вечером выехал в Севастополь.
Как я и ожидал, вся эта история оказалась глупым фарсом, однако за кулисами действовали большевистские агенты. В общих чертах дело представлялось следующим образом: еще зимою 1919 года среди группы молодых офицеров флота возникла мысль создать особый орден, долженствующий воспитывать среди офицерства высокие понятия о чести, воинском долге, традиции старых Императорских армии и флота, забытые в разрухе смутного времени. О существовании этого ордена я знал и даже видел его устав. Он ничего предосудительного в себе не заключал.
Однако, за последнее время в состав членов этого общества сумел втереться некий Логвинский, еврей, настоящая фамилия которого была Пинхус. Пинхус-Логвинский был личностью весьма темной, с уголовным прошлым, в последние перед революцией дни замешанный в мошеннических проделках пресловутой комиссии генерала Батюшина. Ныне, по имеющимся сведениям, Логвинский являлся одним из агентов большевиков. Втершись в доверие молодежи, Логвинский подготовил весь этот недостойный фарс; трудно было допустить мысль, чтобы он сам рассчитывал на какие то серьезные от него результаты, вернее он преследовал лишь цель дискредитировать власть.
Арестованные, в общем количестве десять-двенадцать человек, была все, за исключением одного-двух офицеров, зеленая молодежь, сама видимо не отдававшая себе ясного отчета в неблаговидности своего поступка. Я приказал призвать их всех к себе, пристыдил их и сказал, что ставлю крест на всю эту глупую историю. Вместо того, чтобы бить баклуши в Севастополе и делать политику, они должны отправиться на фронт, где они могут принести пользу и загладить свою вину. Офицеры были прикомандированы к пехотным полкам и дальнейшей службой своей доказали преданность родине. Впоследствии они были постепенно возвращены во флот. Пинхус-Логвинский был расстрелян" (конец цитаты).
Казалось бы, о разрушительной деятельности ультраправых в белом тылу написано уже немало, в том числе и самими лидерами Белого Движения, такими, как Деникин и Колчак. Немало сказано и самими ультраправыми об их собственном отношении к белым, которых они считали тогда и считают до сих пор большим злом, нежели большевики. Вопреки исторической реальности, ультраправые раз за разом повторяют одно и то же голословное утверждение - что белые вожди были главными участниками и чуть ли не инициаторами февральского переворота (впрочем, закономерно полагая, что именно с Февраля началось крушение русской государственности), что Белое Движение было, по сути своей, "реакцией Февраля на Октябрь", что белые олицетворяли собой либерально-западнический дискурс, исчерпывающе доказавший свою несостоятельность летом 1917-го года. Наличие в рядах Белого Движения таких убеждённых монархистов и горячих сторонников свергнутого государя Николая Александровича, как А.П. Кутепов, В.О. Каппель и М.К. Дитерихс, никого и ни в чём не способно убедить, равно как и последовательное стремление белых командующих к диктатуре как к единственно возможной форме государственного правления в условиях войны.
Врангель в 1919-м году сам был той фигурой, на которую делали ставки ультраправые, затевая свои интриги против главнокомандующего А.И. Деникина. Однако стоило Врангелю самому встать у руля Белого Движения, как обвинения в "либерализме" и "враждебном отношении к православной монархии" посыпались уже и на него.
Примечательно, что молодые офицеры, вовлечённые в заговор под предлогом "легитимизма" и "защиты монархических идеалов", сами по себе были людьми неплохими, искренними патриотами и решительными противниками большевизма, что они и доказали впоследствии своим участием в боях против красных. Но их монархический фанатизм на грани лунатизма, отказывающегося воспринимать реальность, делал их удобной мишенью для большевистской пропаганды, которой было всё равно, под какими лозунгами разрушать тылы Белой Армии.
Эта особенность монархистов-радикалов - легко поддаваться любой вражеской пропаганде, если она подана под соусом "верности законному государю" - неоднократно проявлялась и в 30-е годы среди эмиграции, чему лучшее свидетельство - полемика вокруг книги И.П. Якобия "Император Николай II и революция", и в годы Великой Отечественной войны, когда "император"-самозванец Владимир Кириллович пытался скликать русских людей на службу к гитлеровским захватчикам, размахивая монархическим флагом и личными претензиями на трон (примечательно, что упомянутая книга Якобия у полицаев и прочих коллаборационистов стала настольной), и в наши дни, когда всё под тем же монархическим флагом провокаторы пытаются поднять народ против Русской Православной Церкви.
Врангелю хватило политической мудрости, чтобы, с одной стороны, распознать вражескую пропаганду под умело надетой личиной "верности царю", а с другой - не ставить на одну доску с сознательными провокаторами людей добросовестных, но поддавшихся искушению. Хватит ли этой мудрости нам?
Journal information