
Вот первый фрагмент: "Огромные толпы пленных тянулись на запад по обочинам дороги. В изодранных шинелях, босые, с изможденными землистого цвета лицами, медленно брели тысячные толпы людей. Пленных почти не охраняли, два казака гнали две-три тысячи. Партии пленных, в значительном числе состоявших из больных, оставляли за собой большое количество отсталых. Выбившись из сил, больные люди падали тут же на грязной дороге и оставались лежать, безропотно ожидая смерти, другие пытались еще искать спасения, подымались и шли далее, шатаясь и падая, пока, окончательно выбившись из сил, не теряли сознание. Двое таких несчастных, перейдя предел человеческих страданий, бросились под колеса нашего поезда...." (Источник)
Вот второй: "Освобожденный от красного ига Терек подымался. Станицы, через которые мы проезжали, кишели народом. Скакали спешившие на сбор к станичному правлению казаки. Шли в праздничных нарядах статные, красивые казачки. На околице одной из станиц мы встретили человек пять казачат с винтовками. Автомобиль завяз в грязи, и пока подоспевшие казаки его вытаскивали, я разговорился с казачатами:
— Куда идете, хлопцы?
— Большевиков идем бить, тут много их по камышу попряталось, як их армия бежала. Я вчерась семерых убил, — в сознании совершенного подвига заявил один из хлопцев, казаченок лет двенадцати, в бешмете и огромной мохнатой папахе.
Никогда за все время междоусобной брани передо мной не вставал так ярко весь ужас братоубийственной войны..." (Там же)
И подумалось вот о чём. Ведь это - тот самый Врангель, которому хватило нескольких часов, проведённых в большевистских застенках, чтобы всеми фибрами души возненавидеть советскую власть. Тот самый Врангель, которому молва упрямо приписывает авторство знаменитого афоризма "Хоть с чёртом, лишь бы против большевиков", тот самый Врангель, который не стеснялся называть большевиков врагами своего Отечества, всё же мог разглядеть в них людей. Разбитые и умирающие от тифа красноармейцы вызывают у него острый приступ сострадания, они для него больше не враги, они - "несчастные". И он искренне приходит в ужас от того, что мальчишки-подростки хвастаются своим участием в убийствах попрятавшихся в камышах и явно безоружных красных.
Большевики подобной непримиримостью собственных детей к "классовым врагам" зачастую открыто гордились. Но Врангель был христианином. И даже в атмосфере всеобщего ожесточения Гражданской войны, даже после виденных им картин большевистского террора, он не забыл об этом своём звании, равно как и о том, какие обязанности звание христианина налагает на человека.
Journal information