В 2007 году я летал в Варшаву, чтобы посмотреть новую тогда картину «Катынь» Анджея Вайды, объявленную, как эпическую. Разочаровался. Ныне отправился на «Волынь» Войчеха Смажовского, обращающуюся к сопоставимой исторической эпике. Если тоже одним словом — потрясающе. При всей чудовищности тематики фильм очень понравился, и буду смотреть снова. (Для сравнения: жертвы Катыни и других аналогичных лагерей НКВД — около 22 тысяч; жертвы резни на Волыни и в Галиции — около 130 тысяч. Систематически уничтожались польские селения и костёлы. Если только позволяли условия, массовые умерщвления выполнялись умопомрачающе изуверски. По рассказам отчима, участника Варшавского восстания, знаю, что после падения восстания выводимые варшавяне молились, чтобы только их конвоировали немцы, а не бойцы дивизии «Галичина»).
Изумителен образ сельской жизни Кресов — давних польских восточных окраин. Патриархальность, колорит, усталые улыбки натруженных крестьянских лиц, очаровательная юношеская бесхитростная любовь. На моё чуткое ухо к тому же потрясающе воссоздано ушедшее кресовое произношение, мягкое, певучее и настоящее. При чудовищности тематики, фильм — гимн давним Кресам.
Великолепна во всех смыслах исполнительница главной роли, её героиню Зосю видим в возрасте 18-22 лет. Огромную симпатию будят её любимый Петро, а затем его ровесник Антось, партизан АК. Все положительные герои вызывают большую симпатию — и в повседневной жизни, и в предельно экстремальных ситуациях.
Текстура и стиль повествования очень современные. Чуть-чуть производят впечатление хаотичности. Вероятно, таков замысел, ведь речь о сущем кошмаре.
При масштабах имевшего место изуверского геноцида фильм сдержан в показе нечеловеческих сцен. Безусловно, он очень мрачен. Партизан и поэт, офицер польской армии, поверивший в возможность договориться с ОУН-УПА и пришедший на условленную встречу в военном мундире, но по уговору без оружия, это реальный персонаж, его видим лишь в эпизоде. Его настоящее имя Зыгмунт Румель (в фильме — Зыгмунт Кшеменецкий). Как поэта, его до войны заметили, оценили и начали печатать в возрасте двадцати лет. Упомянутое его стихотворение называется «Две матери». В буквальном переводе его начало:
Одна балтийским янтарным гребнем расчёсывала меня,
Вторая, словно переливы бурных вод по речным порогам,
Пела под звуки лиры о слепой долюшке-судьбе.
Зыгмунт нёс в себе польскую и украинскую кровь и, как поэт, восхищался обеими культурами. Поверив в уговор, был в польском офицерском мундире разорван лошадьми. Эта сцена, пожалуй, наиболее жуткая по натурализму.
А шурин Зоси, украинец, отказывается зарубить топором свою жену, польку, и в надежде спасти её и себя кидается с топором на родного брата, бойца УПА.
Режиссёр Войчех Смажовский говорил, что этим фильмом хочет переломить самое страшное и умалчиваемое в польско-украинских отношениях. При моей достаточной сдержанности, равно как большой искренней симпатии к знакомым мне украинцам, украинским песням, украинскому колориту и так далее мне предельно трудно простить и молиться за не ведавших, что творят. К счастью, среди озверения человеческих масс, вспарывавших вилами и серпами животы своим соседям, фильм с очевидной симпатией показывает тех украинцев, кто в критическую минуту старался спасти причисляемых к ляхам или жидам.
«Конец фильма открыт, каждый может понимать, как хочет», — говорит режиссёр в одном из интервью. По-моему, финальный переход-переезд через реку это отбытие на другую сторону Стикса, и перевозчик — сошедшая с небес милосердная любящая душа, в бытность живым поклявшаяся любить вечно. Тем самым фильм на мой взгляд мрачен ещё и аллегорически. Хотя, может быть, это чудесное спасение, сниспосланное свыше? В любом случае главное послание произведения — безусловный гуманизм. Бесспорный талант авторов — повествовать о страшном с сохранением большого внутреннего света и ради более чем светлых целей: не убий и возлюби.
Тот самый кадр из финальных сцен "Волыни", вызвавший у пана Юлиана
ассоциации с переходом через Стикс
Насколько всё это интересно современным великорусам? Очень надеюсь, что картина в той или иной форме дойдёт до России. «Мы связаны, поляки, давно одной судьбою в прощанье и прощении, и в смехе, и в слезах», — сказано-пропето Булатом Окуджавой.
В заключении — очень показательно, как на «Волынь» набросилось со всей своей отвратительной и более чем характерной сущностью определенное течение в польских СМИ, называющее себя либеральным — в современном, ставшем для меня ругательным, понимании. Оно и не удивительно. Фильм «Волынь» проповедует классические христианские ценности, человеколюбие, а также патриотизм и бережное уважение к отечественной истории. Этим, я думаю, он ценен универсально.
В постскриптуме — очень надеюсь на понимание темы со стороны моих украинских друзей, пусть со временем. Перед Украиной сейчас сложный путь.
От хозяина блога. И всё-таки остаётся пожалеть, что Россия не додумалася снять "Волынь" первой. Дело в том, что фильм, адекватно показывающий украинское общество времён Второй Мировой войны, видящий не только кровопийц-бандеровцев (показанных в фильме каким-то прямо инфернальным злом), но и адекватных украинцев, способных на христианские чувства, готовых дать приют истребляемым полякам и евреям (с риском для жизни, между прочим), не видит ни одного положительного образа среди людей в русской военной форме. Увы, это выглядит неуклюжим и неестественным раболепием перед НАТОвской пропагандой (неизбежным, учитывая, что в Польше стоят американские войска). Факты (между прочим, засвидетельствованные польскими историками-антикоммунистами, такими, как Гжегож Мотыка) свидетельствуют, что советские партизаны, в отличие от бандерлогов, мирное польское население не притесняли. Напротив - пытались защищать поляков от немцев и бандеровцев, а если не получилось защитить - мстили бандеровцам. И это логично: плох тот партизан, который не стремится ладить с местным населением - он просто умрёт от голода, и очень быстро. Более того: факты и документы свидетельствуют об активной помощи польского населения Волыни советским партизанам (что было бы невозможно, если бы это население подвергалось со стороны партизан притеснениям).
И вдвойне обидно, что в финале фильма приют главной героине, спасающейся от бандеровских резунов, дают отступающие гитлеровские оккупанты, подлинные инициаторы Волынской резни. Получается (очень хотелось бы верить, что не нарочно), что в глазах авторов фильма немецкие захватчики предстают меньшим злом, чем русские. А стало быть, фильм, снятый в первую очередь ради обличения бандеровских преступлений, неожиданно начинает работать... на русофобскую пропаганду и апологию гитлеровщины. Понимаю, что в условиях современной Польши такой подход практически неизбежен. Значительная часть польской экономики сегодня контролируется немецкими инвесторами, что ставит творческую интеллигенцию в жёсткую зависимость от Германии и её внешнеполитических интересов. А эта зависимость, в свою очередь, понуждает официальную польскую пропаганду спихивать основную ответственность за развязывание Второй Мировой войны на Россию и Красную Армию, "не акцентируя внимания" на немецкой ответственности и преступлениях немецких оккупантов. Автор "Волыни" хотел, чтобы его фильм увидели - и потому был вынужден следовать пропагандистскому мейнстриму в ущерб исторической достоверности. Обидно, потому что фильм в целом получился действительно достойный, поднимает реальную проблему и озвучивает её с правильных и нужных позиций.
Та самая сцена, которая вызывает у меня, пожалуй, наибольшие нарекания.
Сцена, где гитлеровские оккупанты выставлены более человечными
по отношению к мирному населению, чем советские партизаны.
А догадайся Россия первой сделать правдивый фильм о Волынской резне - он, несомненно, был бы более объективным. Эх, если бы не наша вечная толерантно-политкорректная беззубость!
Journal information