Недавно поинтересовалась сестра во Христе моим мнением о сей мегапопулярной киносаге.
Если выразиться образно и ассоциативно, оно примерно такое, как и о не менее популярной «Кока-Коле»: создавалась, вроде бы, как лекарство, на вкус и цвет весьма приятна (особенно если не знаешь, из чего это наколотили :)) и пропиарена грамотно. Но душеньку, тем не менее, травануть можно запросто − кому сразу, кому постепенно, в зависимости от восприятия.
Чем именно опасен этот фильм? Некоторые считают, что в нем силы зла показаны слишком светлыми и положительными. Хотя, если посмотреть на лицо жены мужественного волкодлака Сэма или «будущего братца» Джаспера, бросившегося на «сестрицу» Бэллу, вряд ли на то похоже. Тем более, что сами сверхъестественные герои − и вампиры, и оборотни − положительными себя уж точно не считают, за исключением разве что Сэма и «королевского» клана Вольтури :). Страшно и опасно другое − до зрителя доносится мысль о том, что, каким бы отвратительным не было зло, как бы оно само о своей убийственной сущности не свидетельствовало, человек все равно сознательно выберет именно его. А поскольку такой выбор делает вполне симпатичная, многим импонирующая девочка Бэлла, автор расценивает его как нормальный (правильный, может, и громко сказано, но как имеющий право быть). И вот такие свои убеждения он предлагает публике. Никто в фильме не говорит, что злым быть хорошо. Но сама мощь зла, не встречающая никакого сопротивления (!) (в большинстве фильмов вампиры хоть осинового кола боятся,
Как ни странно, выходит, что как раз нет, не сильнее. История знает пример только одной Любви, воистину ставшей сильнее смерти. Она эту смерть скрутила в бараний рог и оживила умерших во грехах. А любовь Бэллы − она может оживить Эдварда? Не-а. Ходячий труп остался ходячим трупом. Более того, в итоге эта «любовь» убивает и все живое, что было в самой Изабелле. Кстати, вы обратили внимание на то, как девушка ненавидит свое полное имя?
И не только его, похоже. Первая часть саги начинается откровением Бэллы о тоске по родному Фениксу и «глупой матери». Фраза относительно мамы не только весьма дерзковата, но еще, ИМХО, свидетельствует о глубоком конфликте и с собой, и со своими корнями, причем конфликте далеко не конструктивном. Не каждый христианин и нехристианин позволит себе так говорить о родителях. Если характеризировать Бэллу лексикой православных, то она − человек, легко поддающийся соблазнам. Дело даже не в том, что девушка неверующая, просто у нее, похоже, отсутствует даже базовый иммунитет против зла, присущий от Бога и некоторым далеким от веры людям. У Изабеллы же полностью размыты моральные приоритеты: убийства не важны, упыри-чудовища не страшны, прыгнуть со скалы и чуть не помереть ради забавы − почему бы и нет? Естественно, бес и ангел для человека без особых нравственных тормозов легко меняются местами. Но их сущность ведь от этого не меняется…
А какая сущность у Калленов? 99,9% фанатов «Сумерков», наверное, ответили бы: просто потрясающая, вегетарианская, доброжелательная к людям. Да, первое впечатление такое. Но если так подумать: а искренни ли сии други? Сын англиканского священника Карлайл становится вампиром. Он в ужасе от того, в кого превратился, якобы хочет помогать людям. Но чем он помог своим «детям», обращенным им, − Эдварду и Розали? Для обоих застылость в вечности становится пыткой. Относительно жены Карлайла Эсми неизвестно, довольна ли она в самом деле своей участью, − хорошо, ее трогать и не будем. Но с этими как раз горько получилось, даже учитывая добропорядочное «вегетарианство» (и не в жажде крови их трагедия, а в ненависти к давящему вечному бытию). Знал ли «папа», что так будет? Наверное, да, ведь он до «создания семьи» не одну сотню лет именно так и жил. Ужасность подобного существования Карлайл вполне осознавал. И все-таки он «помог» людям, которые хотели и должны были отойти в мир иной (по крайней мере, Розали), остаться чудовищами в этом мире. Странное милосердие, если его можно так назвать. Тем более, для сына священника, в отличие от суицидно-наивной Бэллочки, прекрасно понимающего, что такое душа и как ее по сюжету фильма губят. Ему ли не уяснить, что мертвое тело с ней ни в какое сравнение не идет?
На мой взгляд, здесь дело вот в чем. Бессмертный «божок» Карлайл попросту творит свой мир, где нужны такие же, как он. Он и Бэллу соглашается обратить в вампира с ремаркой: «Я не хочу потерять сына». Да, маскируется все добротой, снисхождением, «вегетарианством», но на деле выходит, как в попсовой песенке: «Я в этом мире главный актер, я − сценарист в нем, я − режиссер…». Я хочу, чтобы вы были моими, − значит, уподоблю себе, причем меня совершенно не интересует, хотите вы этого или нет. И ведь уподобляются. Розали, которая якобы ненавидит свою вампирскую жизнь, без колебаний втягивает в этот ад и Эметта. Почему же не дать человеку уйти в вечность, как хотела сама, и не обрекать на полусуществование живым мертвецом? Эдвард, отговаривающий Беллу «становиться чудовищем», не желающий «губить ее душу», в экстремальной ситуации показал, чего стоили его слова. Погрыз как миленький. Получается так: я, в общем-то, не хотел тебя губить, но, поскольку для МЕНЯ потеря тебя оказалась слишком болезненной, то прости, таки погублю. Сама же хотела…
Да, Каллены вроде бы людской крови не пьют, мерзких дел подобно Вольтури и Виктории со товарищи не делают. Но это театр бессмертных марионеток, периодически дергающих друг друга за ниточки. И красивые слова о любви − только прикрытие их настоящей цели. Цели быть любующимся самим собой пантеоном божков среди мира ходячей еды, презирающим эту жратву за ее несовершенство настолько, что и есть такое не хочется. А когда появляется нечто поинтереснее (Бэлла), оно непременно должно стать ИХНИМ. И не стоит говорить: Эдвард не хотел, чтобы она стала упырем. Не хотел − не грыз бы. Поступки красноречивее слов.
Если зло говорит о добре, действуя при этом старыми проверенными методами, − оно всего лишь флиртует. И горе безнадеге, если она клюнет на этот веками проверенный финт − прикинуться светлым ангелом, добрым доктором, совершенным мужчиной. Нет света и добра там, где нет жизни, пусть и кажется, что мертвец красиво улыбается. Зло иногда и не вредит так, чтоб очевидно было каждому. Но цель достигнута: душка загублена, ты навеки в театре мертвых кукол и сама такая же. Пляши с ними теперь, играй в бейсбол, ходи на охоту − в аккурат до Страшного Суда, на котором ты понятно кем теперь будешь…А покаяние только для живых, оно уже не спасет. Но это осталось за кадром…
Может, кто-то удивится, почему я столько написала о Калленах и ни слова − о Джейкобе, оборотне, тоже главном герое фильма. Дело все в том, что Джейк, казалось бы, антипод «холодных» Калленов, на самом деле весьма на них похож. Молодой застенчивый паренек, как личность до конца не сформированный, умирает в ритуале посвящения. Вместо него появляется жестокий и свирепый хищник, который на самом деле та же марионетка − только волчьей крови, текущей в нем, старой индейской магии и, безусловно, наследственного инстинкта вожака. Он сказал однажды: «Во мне исчезает человек». Но, увы, он ошибался. Человек-личность в нем до конца так и не проявился − его банально задавили, т.ч. исчезать, по сути, было нечему. Джейкоб − просто очередная ипостась демонически-волчьего начала своего племени, изначально таковой рожденная. Он может делать нечто хорошее − но только воплощая первоначало, не создавая ничего своего, от него отдельного. Чем-то похоже на мифическую стихиалию. А еще ярче это видно на примере Сэма и Леи. С ними «стихия» не то чтобы обошлась жестче, чем с Джейкобом, но проявила себя видимее. Рабство агрессии, еюже калечат самых близких, рабство «запечатленной» страстью − камера незримых пыток какая-то. И самое страшное − есть только декларируемая видимость выбора.
На деле его нет. В том числе, и у одержимой фобиями и, похоже, не только ими (вспомните страшные крики по ночам!) Бэллы….
Кино с духовной точки зрения злое. Даже очень злое. Да, сделано красиво, психологически точно, не побоюсь этого слова, заманчиво. Но стоит подумать и о печёнке…. Надо ли травиться ли этой «Кока-Колой», если есть напитки не менее вкусные и гораздо полезнее?
Journal information