Полковник Михаил Гордеевич Дроздовский.
"Утром прибыл в 10 часов штабс-капитан, начальник одного из летучих партизанских отрядов — их 7 офицеров совместно с хуторянами одного из хуторов севернее деревни Малеевки сорганизовались и вели борьбу с бандами; вчера сделали налет на Малеевку (11 человек с чучелом пулемета!), сплошь большевистскую, захватили их пулемет и удрали благополучно; малеевцы собираются их бить, и они, укрепившись на хуторе, просят помощи — обезоружить Малеевку. Это почти нам по дороге — послал отряд: 3-ю роту, конно-горный взвод и 2-й эскадрон, все под командой Невадовского. Обещают, что часть офицеров поступит к нам добровольцами.
Отряд выступил только в 3 часа. Войналович оттянул отдачу приказания, не сочувствуя экспедиции! А предполагали выступить в 12.30. Вскоре прибыли два раненых офицера Ширванского полка, помещены в больницу. Они с командиром полка и несколькими солдатами со знаменем пробирались на Кавказ; в районе Александрова (Долгоруковка) банда красногвардейцев и крестьяне арестовали их, избили, глумились всячески, издевались, четырех убили, повыкалывали им глаза, двух ранили, ведя на расстрел (выделено мной - М.М.), да они еще с двумя удрали и скрылись во Владимировке, где крестьяне совершенно иные, но сами терроризированы долгоруковцами и фонтанцами; еще человека 4 — 5 скрылись в разных местах. Из Владимировки фельдшер привел их сюда в больницу, так как там фонтанцы и долгоруковцы требовали выдать их на расстрел.
Отряд выступил только в 3 часа. Войналович оттянул отдачу приказания, не сочувствуя экспедиции! А предполагали выступить в 12.30. Вскоре прибыли два раненых офицера Ширванского полка, помещены в больницу. Они с командиром полка и несколькими солдатами со знаменем пробирались на Кавказ; в районе Александрова (Долгоруковка) банда красногвардейцев и крестьяне арестовали их, избили, глумились всячески, издевались, четырех убили, повыкалывали им глаза, двух ранили, ведя на расстрел (выделено мной - М.М.), да они еще с двумя удрали и скрылись во Владимировке, где крестьяне совершенно иные, но сами терроризированы долгоруковцами и фонтанцами; еще человека 4 — 5 скрылись в разных местах. Из Владимировки фельдшер привел их сюда в больницу, так как там фонтанцы и долгоруковцы требовали выдать их на расстрел.
Внутри все заныло от желания мести и злобы. Уже рисовались в воображении пожары этих деревень, поголовные расстрелы и столбы на месте кары с надписями, за что. Потом немного улеглось, постараемся, конечно, разобраться, но расправа должна быть беспощадной: “два ока за око”! Пусть знают цену офицерской крови!
Всем отрядом решил завтра раненько выступать, чтобы прийти днем на место и тогда же успеть соорудить карательную экспедицию.
Присоединились 4 офицера, догонявшие нас из Кишинева... Шли все время упорно; позади нас остался страх — эти 4 офицера по дороге вооружились, отняв у жителей оружие, поколачивали советы, конфисковали двое рожек и одну стереотрубу...
Голова колонны прибыла во Владимировку в 5 часов. Конница — первый эскадрон, прибывшая много раньше, получив на месте подробные указания от жителей о том, что творится в Долгоруковке и что какие-то вооруженные идут оттуда на Владимировку, двинулась сразу туда с горным взводом под общей командой Войналовича. Окружив деревню, поставив на позицию горный взвод и отрезав пулеметом переправу, дали две, три очереди из пулеметов по деревне, где все мгновенно попряталось, тогда один конный взвод мгновенно ворвался в деревню, нарвался на большевистский комитет, изрубил его, потом потребовали выдачи убийц и главных виновников в истязаниях четырех ширванцев (по точным уже сведениям, два офицера, один солдат-ширванец, писарь и один солдат, приставший к ним по дороге и тоже с ними пробиравшийся). Наш налет был так неожидан и быстр, что ни один виновник не скрылся... Были выданы и тут же немедленно расстреляны; проводниками и опознавателями служили два спасшихся и спрятанных владимирцами ширванских офицера. После казни пожгли дома виновных, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45 лет, причем их пороли старики; в этой деревне до того озверелый народ, что когда вели этих офицеров, то даже красногвардейцы не хотели их расстреливать, а этого требовали крестьяне и женщины... и даже дети... Характерно, что некоторые женщины хотели спасти своих родственников от порки ценою своего собственного тела — оригинальные нравы.
Затем жителям было приказано свезти даром весь лучший скот, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд, забраны все лучшие лошади; все это свозили к нам до ночи... “Око за око...” Сплошной вой стоял в деревне. Уже экзекуция была кончена, когда донесли, что 8 красногвардейцев с повозкой едут в деревню с востока — те, очевидно, не знали, что здесь творится, они были немедленно атакованы нашими кавалеристами, которые бросились с шашками на стрелявших в них даже в упор красногвардейцев: 6 человек легли, одного привезли раненого, а один, предводитель, казак, удрал — сидел на чудной кровной лошади; за ним гнался Колзаков, тоже на отличной лошади, но догнать не смог. Всего истреблено было 24 человека.
Около 8 прибыл отряд Невадовского. С 22-го на 23-е он ночевал на хуторе партизан, что верстах в шести севернее Малеевки. Хуторяне встретили их хлебом-солью, называли своими спасителями, накормили всех прекрасно, лошадям дали фуража до отвала и ни за что не захотели взять ни копейки. 23-го с утра двинулись, сразу оцепили деревню Малеевку конницей; помешали попытке удрать, поставили орудия и пулеметы на позицию и послали им ультиматум в двухчасовой срок сдать все оружие, пригрозив открыть огонь химическими снарядами, удавив газами всю деревню (кстати, ни одного химического снаряда у нас нет). В срок все было выполнено, оружие отобрано, взяты казенные лошади; найдены списки записывавшихся в красную гвардию — кажется, человек 30. Эти доблестные красногвардейцы после записи, получив деньги и прослужив с недельку, дружно все убежали домой; этих горе-красногвардейцев всех крепко перепороли шомполами по принципу унтер-офицерской вдовы. Вой столбом стоял — все клялись больше никогда не записываться. Кормился отряд как хотел от жителей даром — в карательных целях за приверженность к большевизму...
Всем отрядом решил завтра раненько выступать, чтобы прийти днем на место и тогда же успеть соорудить карательную экспедицию.
Присоединились 4 офицера, догонявшие нас из Кишинева... Шли все время упорно; позади нас остался страх — эти 4 офицера по дороге вооружились, отняв у жителей оружие, поколачивали советы, конфисковали двое рожек и одну стереотрубу...
Голова колонны прибыла во Владимировку в 5 часов. Конница — первый эскадрон, прибывшая много раньше, получив на месте подробные указания от жителей о том, что творится в Долгоруковке и что какие-то вооруженные идут оттуда на Владимировку, двинулась сразу туда с горным взводом под общей командой Войналовича. Окружив деревню, поставив на позицию горный взвод и отрезав пулеметом переправу, дали две, три очереди из пулеметов по деревне, где все мгновенно попряталось, тогда один конный взвод мгновенно ворвался в деревню, нарвался на большевистский комитет, изрубил его, потом потребовали выдачи убийц и главных виновников в истязаниях четырех ширванцев (по точным уже сведениям, два офицера, один солдат-ширванец, писарь и один солдат, приставший к ним по дороге и тоже с ними пробиравшийся). Наш налет был так неожидан и быстр, что ни один виновник не скрылся... Были выданы и тут же немедленно расстреляны; проводниками и опознавателями служили два спасшихся и спрятанных владимирцами ширванских офицера. После казни пожгли дома виновных, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45 лет, причем их пороли старики; в этой деревне до того озверелый народ, что когда вели этих офицеров, то даже красногвардейцы не хотели их расстреливать, а этого требовали крестьяне и женщины... и даже дети... Характерно, что некоторые женщины хотели спасти своих родственников от порки ценою своего собственного тела — оригинальные нравы.
Затем жителям было приказано свезти даром весь лучший скот, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд, забраны все лучшие лошади; все это свозили к нам до ночи... “Око за око...” Сплошной вой стоял в деревне. Уже экзекуция была кончена, когда донесли, что 8 красногвардейцев с повозкой едут в деревню с востока — те, очевидно, не знали, что здесь творится, они были немедленно атакованы нашими кавалеристами, которые бросились с шашками на стрелявших в них даже в упор красногвардейцев: 6 человек легли, одного привезли раненого, а один, предводитель, казак, удрал — сидел на чудной кровной лошади; за ним гнался Колзаков, тоже на отличной лошади, но догнать не смог. Всего истреблено было 24 человека.
Около 8 прибыл отряд Невадовского. С 22-го на 23-е он ночевал на хуторе партизан, что верстах в шести севернее Малеевки. Хуторяне встретили их хлебом-солью, называли своими спасителями, накормили всех прекрасно, лошадям дали фуража до отвала и ни за что не захотели взять ни копейки. 23-го с утра двинулись, сразу оцепили деревню Малеевку конницей; помешали попытке удрать, поставили орудия и пулеметы на позицию и послали им ультиматум в двухчасовой срок сдать все оружие, пригрозив открыть огонь химическими снарядами, удавив газами всю деревню (кстати, ни одного химического снаряда у нас нет). В срок все было выполнено, оружие отобрано, взяты казенные лошади; найдены списки записывавшихся в красную гвардию — кажется, человек 30. Эти доблестные красногвардейцы после записи, получив деньги и прослужив с недельку, дружно все убежали домой; этих горе-красногвардейцев всех крепко перепороли шомполами по принципу унтер-офицерской вдовы. Вой столбом стоял — все клялись больше никогда не записываться. Кормился отряд как хотел от жителей даром — в карательных целях за приверженность к большевизму...
В 14 часов состоялась панихида по четырем убитым офицерам и солдатам на их могиле, было много жителей Заметили, между прочим, одного старика, который почти всю панихиду плакал". (Из дневника М.Г. Дроздовского, записи от 22 - 24 марта 1918 года - даты даны по старому стилю).
Вероятно, именно так выглядела расправа дроздовцев
над малеевскими и долгоруковскими большевизанами
Наверняка красные апологеты, прочитав это, начнут строчить сейчас гневные комментарии об "ужасах белого террора" и "банде карателей без чести и совести". Праведен суд на таковых - мы же обратим внимание, что солдаты и офицеры Ширванского полка были убиты с исключительной жестокостью при полном одобрении крестьян Малеевки и Долгоруковки. Дроздовский же, возмущённый этой вероломной расправой, а ещё более - её изуверским характером, всё же сдерживает порыв мщения. Поголовной расправы над деревнями не происходит, расстреливаются только непосредственные участники убийства и те, кто оказывает белым вооружённое сопротивление.
По сути, Дроздовский столкнулся с групповым разбойным нападением и убийством с особой жестокостью. Просто давайте себе представим. Вот Вы - офицер, честно служили всю свою недолгую жизнь, воевали, не раз подставляли свою голову под пули за Отечество. В 1917 году фронт рухнул, солдаты массово дезертируют. Но у Вас, в отличие от них, понятие воинской чести не атрофировалось. Вы храните верность своему полку и решаетесь, наконец, на то единственное, что Вам ещё остаётся - спасти знамя полка, чтобы оно, за развалом фронта, не попало к неприятелю, в надежде, что когда-нибудь вокруг этого знамени ещё соберутся новые бойцы, и героическая история полка не закончится. В этом благом деле Вам соглашаются составить компанию несколько коллег-офицеров и несколько солдат (заметим: солдат - не все "нижние чины" в том 1917 году забыли про совесть и долг присяги). Вы никого не трогаете, никого не грабите, никого не притесняете - Вы просто пытаетесь спасти знамя. В годы Великой Отечественной войны за такой поступок вполне могли бы дать Героя Советского Союза. А в том проклятом, уже наступившем, 1918 году в какой-то захолустной деревне вас всех хватают, подвергают истязаниям и унижениям и, наконец, убивают. Именно за то, что вы пытаетесь спасти знамя, за вашу верность старой присяге. Ответье по совести, кем должны были выглядеть малеевские и долгоруковские крестьяне по всем нормам морали и права? И кем должен был считать их Дроздовский? Как минимум - изменниками Отечества. По долгу службы он имел полное право беспощадно покарать всех соучастников этого преступления. Даже если бы Дроздовский приказал показательно истребить всё население обеих деревень - по законам военного времени он был бы оправдан. Но он ведёт себя как истинный военный, а не как каратель - по сути, казнит только непосредственных преступников, а на деревни, соучаствовавшие в преступлении, более того - требовавшие, чтобы это преступление было совершено, всего лишь накладывает контрибуцию. Никаких "выколотых глаз" и других любимых красногвардейских забав. Ни одна женщина, ни один ребёнок во время карательной акции не пострадали - хотя Дроздовский со слов выживших ширванцев свидетельствует, что женщины и дети принимали непосредственое участие в убийстве. Дроздовский поражён таким бессердечием - но женщин и детей не трогают. Если это - поведение бандита, тогда и спецназовцев, уничтожающих террористов в Дагестане, следует считать "бандой карателей".
Journal information