Дмитрий Володихин, историк
Я не берусь в деталях оценивать боевые возможности стрелецкого войска того времени. Полагаю, они уступали возможностям "полков нового строя" и даже, возможно, поместной конницы, но развивать эту мысль не собираюсь, поскольку лучше о стрельцах скажут специалисты по стрельцам.
Я о другом.
Многие видели и видят в стрелецких полках какую-то монолитную косную массу, которая сопротивлялась реформам, наводила ужас на московских жителей, творила смуту. Конечно, картинки стрелецких бунтов 1680-1690-х годов могут вызвать такие мысли. Но, во-первых, до этого взрыва еще надо было довести людей, исправно несущих службу. И, во-вторых, имеет смысл по-иному взглянуть на социальную роль стрелецкого войска. Быть может, это "великое несбывшееся" в русском обществе.
Я о другом.
Многие видели и видят в стрелецких полках какую-то монолитную косную массу, которая сопротивлялась реформам, наводила ужас на московских жителей, творила смуту. Конечно, картинки стрелецких бунтов 1680-1690-х годов могут вызвать такие мысли. Но, во-первых, до этого взрыва еще надо было довести людей, исправно несущих службу. И, во-вторых, имеет смысл по-иному взглянуть на социальную роль стрелецкого войска. Быть может, это "великое несбывшееся" в русском обществе.
Бунт 1682 года ясно показал: в России выросло многолюдное влиятельное сословие, имеющее крепкие национальные корни и четко осознающее свои интересы. Сила его основывалась на армейской организации, дисциплине и поголовном вооружении. Кроме того, стрельцам разрешалось вести торговлю и заниматься ремеслами. Они являлись состоятельными людьми, совершенно независимыми ни от служилой аристократии, ни от дворянства. На духовные вопросы у стрельцов был свой взгляд — многие из них поддерживали старообрядцев, прочие же твердо держались церковного православия.
Фактически они занимали такое положение в стране, которое для настоящего времени надо считать пределом мечтаний российского среднего класса.
Верховная власть тяготилась своеволием стрельцов и через несколько десятилетий избавилась от них полностью. За это время они восставали несколько раз, и неизвестно, как повернулась бы история России, если бы стрельцы продержались у кормила власти подольше. Возможно, мощь подобного полусамостоятельного сословия придала бы российскому обществу большую стабильность.
Бунт 1682 года закончился для стрельцов печально. После нескольких месяцев полновластия и безнаказанности они вынуждены были покориться. Отчасти их пугал сбор дворянского ополчения и грядущая расправа. Отчасти же правящие круги во главе с царевной Софьей пошли мятежникам навстречу, удовлетворив некоторые их требования. Вождь стрельцов, князь Хованский, подвергся казни.
Стрельцы еще покажут себя, еще явят бунтовской характер. Солнце дворянской империи взойдет в кровавом тумане над их могилами…
Но имеет смысл отвлечься от произошедшего и задуматься о несбывшемся: от какой альтернативы отказывалась Россия, казня стрельцов?
Десятки тысяч крепких, привычных к труду хозяев, которым позволено носить оружие. Десятки тысяч рассыпанных по стране людей с ярко выраженным чувством собственного достоинства и, вместе с тем, верных слуг государевых. Ведь бунтовали-то стрельцы не против Федора Алексеевича, не против юного Петра и, тем более, не против монархии. Они бунтовали против жестоких и несправедливых притеснений, против дерзкой попытки небольшого правительственного кружка захватить власть и править олигархически из-за спины царя-мальчика… Десятки тысяч бойцов, отлично поддерживающих порядок, покуда власть с должным вниманием относится к ним самим.
Да разве не драгоценен подобный «человеческий материал», когда идет складывание нации?
Эта общественная сила, скоро возвысившаяся и скоро разбившаяся в щепки о новый государственный порядок, вызывает большое сожаление. Вместе с нею безвозвратно ушел какой-то очень важный тип русского человека. Тот тип, что закрывал собою бездну, разверзшуюся между крестьянином и дворянином. Посадский человек низко стоял в социальной иерархии Российской империи и вполне осознавал свое ничтожество. По крайней мере, до второй половины XIX века. Стрелец стоял бы выше, служил бы хорошим противовесом всевластию дворянства и чиновничества.
Но вот не дал Господь…
Journal information