Оригинал здесь.
Более полутора месяцев русская армия находилась у стен Плевны, которую Осман-паша превратил в неприступную крепость.
Картина В. Верещагина "Перед атакой. Под Плевной"
Для русского командования Плевна стала камнем преткновения, но надо было довести дело до конца. Какими же средствами и, самое главное, как собирались брать Плевну на сей раз?
Успех у Ловчи настраивал руководство Дунайской армии на мажорный лад. А тут из России и Румынии одна за другой стали прибывать свежие пехотные дивизии, артиллерийские части. Главнокомандующий воспрянул духом и, видимо, не без его ведома армейские острословы пустили в ход присказку: «Уж теперь-то Плевну взять, как два пальца обмочить». Полевой штаб принялся лихорадочно готовить диспозицию на третий штурм Плевны. О настроении, которое сложилось накануне сражения за город, красноречиво свидетельствуют строки воспоминаний одного из участников войны: «Все верили, что Плевна на этот раз непременно будет взята, и что взять ее ввиду принятых мер — совершенные пустяки. В этом были все убеждены от генерала до последнего фургонщика». Однако задача усложнилась. Русские наращивали силы, но и турки не тратили времени даром, их редуты становились мощнее, приток резервов и обозов с боеприпасами и продовольствием не прекращался, правда, шли они по единственной, после взятия Ловчи, дороге на Софию, но все-таки подходили, и вскоре численность турецкой армии в Плевне достигла тридцати трех тысяч человек. С такими силами Осман-паша думал не только обороняться, но и в подходящий момент нанести удар по русским войскам, занимавшимся строительством укреплений, исправлением дорог и мостов.
19 августа турки, выйдя из укреплений, атаковали русские позиции у Пелишата-Сгаловца. Вот тут-то и можно было навязать противнику генеральное сражение. Кстати, сам Николай Николаевич еще 21 июля в письме к Александру II писал о таком случае как о весьма желаемом, но... уж коль Господь Бог военного дара не послал, то появившуюся возможность упустили. Мало того, наступление турок оказалось неожиданным и застало врасплох русское командование. П. Д. Зотов, получив известие о переходе турок в наступление против 4-го корпуса, не решился ударить вр фланг туркам 9-м корпусом, находившимся в непосредственной близости, опасаясь их прорыва к императорской квартире, расположившейся в недалеком тылу, в Горном Студене. Прибывшие к Плевне части Румынской армии оставались пассивными наблюдателями боя, как в поговорке: «Двое дерутся — третий не суйся». И не совались. На сей раз в результате десятичасового кровопролитного боя русским войскам удалось, благодаря героизму солдат, отразить наступление с большими потерями для турок. Боевые офицеры роптали и без обиняков заявляли вслух: «Управляют нами дураки». Опровергнуть подобное утверждение стоило огромного труда. Судьба Третьей Плевны была доверена явно не тем людям. Так, в должность начальника Западного отряда 22 августа вступил князь Карл Румынский, о военных познаниях которого даже Александр II, предложивший князю этот пост, имел весьма туманное представление. Но правитель Румынии безудержно рвался к славе, а победный исход войны освобождал его отечество от унизительной роли вассала Турции. Зотов отошел в тень и затаил недовольство, поскольку, возглавляя штаб Западного отряда, он ничем не мог повлиять на исход сражения. Все наиболее важные решения принимались непосредственно в Полевом штабе и, как правило, шли через его голову. Складывалась парадоксальная ситуация: армейская верхушка отрицала даже саму мысль о какой-либо неудаче, командиры полков, батальонов с трудом верили в успех и все же не щадили сил для подготовки к штурму. Опыт двух неудачных приступов был учтен.
Чем же занимался в это время Скобелев? А все тем же: уговаривал, настаивал, возмущался, пытался вразумить, что брать Плевну в лоб — истинное безумие. «Да, Гривицкий редут — ворота Плевны, — отстаивал свое мнение Скобелев. — Займем мы его, и вся система обороны турок рухнет, как карточный домик. Но ведь не всякий короткий путь краток и преодолим». Его слушали с показным вниманием, поддакивали, играли на тщеславии. Еще бы! Ведь генерал, ни много ни мало, отсек правую руку Осман-паши! Но лишь только за Скобелевым захлопывалась дверь, как вослед ему неслись ядовитые смешки, а предложения ложились под сукно.
И все же настойчивость Скобелева принесла свои плоды — его утвердили командиром авангарда в левофланговый отряд князя Имеретинского. Скобелев без промедления занялся формированием авангарда, который пока существовал только на бумаге.
Как же предполагалось осуществить штурм русско-румынскими войсками? «Основу наступления должно составлять предварительное, возможно продолжительное, обстреливание неприятельских укреплений артиллерией, усиливаемое с постепенным к ним приближением; такое же постепенное, производимое незаметно под прикрытием местности, приближение к укреплениям пехоты и, наконец, атака их открытой силой».
Тем временем войска занимали исходное положение для наступления. Одновременно началась и артиллерийская подготовка, в которой кроме всей артиллерии Западного отряда принимали участие и двадцать осадных орудий большого калибра, доставленных из России.
Однако ни серьезных повреждений, ни потерь из-за бесплановости и распыленности огня противник не понес, а незначительные — восстанавливались по ночам.
На массированный обстрел турки отвечали не менее жестоким огнем. Вот какую оценку действиям русской артиллерии дал А. Н. Куропаткин: «Артиллерийские действия при подготовке, вследствие неправильного употребления артиллерии, неудачны». Громадным преобладанием артиллерии русское командование не воспользовалось.
В отчете генерал-лейтенант П. Д. Зотов писал, что после трехдневной бомбардировки неприятеля пришли к заключению не особенно торопиться с атакой его укрепленного лагеря, а терпеливо дать артиллерии еще и еще делать свое дело разрушения преград, нравственного истомления и материальной дезорганизации обороняющегося, чем так особенно бывает сильна многочисленная артиллерия наступающего, что известно всякому, кто когда-либо стаивал на укреплениях под сосредоточенным ее огнем. Поэтому 28 августа решено было продолжать артиллерийский бой еще день, два, три.
Но обстоятельства обратили это решение в ничто. Продолжать артиллерийский бой оказалось невозможным по двум причинам, из которых и одной вполне достаточно. Обнаружилось, что в артиллерии «легко мог оказаться недостаток в снарядах» и что «от усиленной и непрерывной трехсуточной стрельбы некоторые лафеты осадной артиллерии, а также многие из девятифунтовых орудий полевой артиллерии начали приходить в негодность». Но все-таки бомбардировка продолжалась, поскольку на другое у высшего командования просто не хватило фантазии.
Казалось, опыт предыдущих сражений убеждал в явной нецелесообразности лобовых атак с востока и необходимости штурмовать Плевну там, где она была слабо укреплена. Даже такой сугубо гражданский человек, как известный публицист К. Н. Леонтьев, писал за неделю до третьего штурма Плевны: «Подкреплений пришло много, и... зная местность... нужно теперь... напасть еще на Османа и (если можно?) обойти его с Софии, разбить или взять в плен...»
Зато эта идея обхода не пришла никому в голову как в штабе Дунайской армии, так и в штабе Западного отряда. Осуществлять решили самый, пожалуй, неудачный план создания трех различных по силе группировок, имевших самостоятельные задачи и удаленных друг от друга на значительные расстояния.
На правый фланг для атаки Гривицкого редута направлялись сорок восемь русских и румынских батальонов и сто восемнадцать орудий под командованием румынского генерала Черната; в центр против редута Омар-бей-Табия — тридцать батальонов и сто пятьдесят два орудия генерала Крылова, а на левый фланг двадцать два батальона и тридцать шесть орудий под командованием князя Имеретинского. Кроме этих сил в общем резерве оставалось двадцать семь батальонов.
Читатель уже имел возможность познакомиться с документом, вышедшим из-под пера штабистов Главной квартиры. Опытных русских командиров расплывчатость решения на штурм повергала в уныние. Скобелеву же такое душевное состояние было чуждо. Чего греха таить, поставленная ему персональная задача занятия Зеленых гор вообще не входила в план штурма. Просто первый, второй и третий гребни Зеленых гор по неизвестной причине оказались не заняты турками. Предчувствуя подвох, в штабе Дунайской армии распорядились, чтобы Скобелев не мешкая оседлал с отрядом эту выгодную позицию. А уж как на то отреагирует Осман-паша, оставалось лишь гадать.
В Брестовце, в доме, занятом Скобелевым под штаб, за большим столом — офицеры, на нем карты, карандаши, стаканы с чаем, на деревянных тарелках хлеб. Обсуждался план атаки Зеленых гор и редутов. Спорили все. Скобелев молчал. Так уж повелось с Ловчи. Решение поначалу обсуждалось всеми командирами, а затем он окончательно излагал его, обобщив все «за» и «против». Результат таких обсуждений — все знают задачу твердо, а раз командир ее знает, то и подчиненным растолкует. Если совет помогал делу, Скобелев всегда к нему прислушивался.
Все ясно понимали: бой будет упорным. Осман-паша не слаб умом, чтобы просто так отдать выгодные гребни Зеленых гор, но какими будут его действия и как отвечать на них — вот что волнует Скобелева. Он отдал приказание на выдвижение батарей на высоты, сам осмотрел их расположение, объехал залегшие и изготовившиеся для боя Калужский и Эстляндский полки. Как всегда, для солдат — доброе слово.
Впереди слышалась трескотня ружейных выстрелов — казачьи цепи вели огонь по второму гребню. Закрытая, заросшая отдельными деревьями, кустами, кукурузой и виноградниками, местность скрывала расположение и силы неприятеля. Лишь дымки ружейных выстрелов обозначали, по-видимому, редкую цепь турок. Но за гребнем стояли резервы, ждавшие своего момента. Батареи вели огонь по гребню и по редуту у деревни Кришин — турки отвечали огнем своих орудий.
Около трех часов дня Скобелев вызвал на Рыжую гору, куда он переместился вместе со штабом, командира Калужского полка полковника Эльжановского, поставил перед ним задачу овладеть вторым гребнем Зеленых гор и укрепиться на нем. Для прикрытия флангов полка выделялись по две казачьи сотни. Второй гребень Скобелеву было приказано атаковать в десять часов утра, но он рассчитал, что, взяв гребень поближе к вечеру, обезопасит себя от контратак, так как ночью турки вряд ли попытаются возвратить его.
Неприятель заметил движение пехотных цепей и обрушил на них огонь артиллерии всего своего фланга. Скобелев наблюдал за наступлением, через ординарцев давал указания: скопления не должно быть, двигаться цепью, резервам — следом за наступающими. От командира полка Скобелев получил следующее донесение: «Я дошел до неприятельской цепи, которая открыла огонь шагах в 500. Мы стоим по обеим сторонам шоссе. Прошли от нашей позиции версты две. Артиллерийский огонь открыт с малых укреплений; ожидаю приказания. Полковник Эльжановский».
Но не успел Скобелев ответить на записку, как усиливающаяся стрельба была заглушена криком «ура!», который, постепенно удаляясь, становился еле слышным. Скобелев, пустив в карьер свою лошадь, выскочил на второй гребень, но никого на нем не нашел. Батальоны преследовали турок, и тут Скобелев понял, чем это грозит полку. Турки вводили в бой резервы, явно превосходившие по численности наступавших. Немедленно следует команда: «Атаку прекратить! Отражать турок огнем с места». Полк залег. Но в пылу боя, когда командир полка был тяжело контужен, кто-то из офицеров поднял полк, калужцы снова пошли в атаку и с криками «ура!» бросились на турок; короткая, но кровопролитная рукопашная схватка, и вот неприятель бежит, преследуемый солдатами. Бой уже на третьем гребне, турки оставляют позиции, а через некоторое время их выбивают из укрепленных лагерей. Так наступавшие оказались у самого редута, из которого на них обрушился град снарядов и пуль. Невзирая на потери, калужцы спустились к ручью, а отдельные перебрались через него и лезли по скату к редуту. Скобелев быстро оценил обстановку. С большим трудом удалось ординарцам остановить калужцев и отвести назад.
Тяжело пришлось отступавшим, оторвавшимся от своего прикрытия с флангов. Воспользовавшись их незащищенностью, от редутов и со стороны Плевны двинулись колонны пехоты, поддерживаемые конницей. Отбиваясь от наседавших турок, калужцы отошли ко второму гребню. Но самые тяжелые минуты боя позади. Скобелев лично возглавил атаку и своим «Вперед, ребята!» увлек за собой батальоны и отбросил турок.
Но Осман-паша, как предполагалось, не желал мириться с потерей Зеленых гор и двинул против Скобелева новые резервы. Противники сходились и расходились в атаках еще несколько раз. Скобелев был в самой гуще сражения. Если учесть, что бой происходил в зарослях кукурузы и виноградников, то лишь дым выстрелов и разрывы свидетельствовали, у кого дела шли успешнее. В решающую минуту боя Скобелев приказал казакам обойти виноградники и ударить с тыла. Туркам пришлось искать спасения в редутах. Второй гребень остался в руках русских. День подходил к концу, и Скобелев отдал распоряжение убрать раненых, объединить разрозненные подразделения ка-лужцев и приступить к возведению укреплений.
В бою за взятие гребней Зеленых гор русские еще раз наглядно продемонстрировали свои значительные преимущества в действиях на открытой местности. Турки испытали и силу штыковых атак пехоты, и стремительность ударов кавалерии. Даже несмотря на непредвиденный ход боя, Скобелеву удавалось все-таки держать нити управления в руках. Турки понесли большие потери и оставили русским важную позицию, какой являлся второй гребень. Приказ Полевого штаба был выполнен.
...Сумерки опустились на горы. На занятом русскими втором гребне слышен стук лопат. В тыл двигаются калужцы, впереди, по приказу Скобелева, песенники, и вот уже в ночь льется походная песня, стряхнули с себя усталость солдаты, равнение в колоннах. Кажется, и не было трудного боя.
Сам же Скобелев поехал осматривать перевязочные пункты, где скопилось немало раненых и самоотверженно, в невероятно трудных условиях, лишенные порой самого необходимого, работали военные врачи и сестры милосердия...
Около 10 часов вечера Скобелев получил от князя Имеретинского предписание: «Завтра, 28-го августа, с рассветом подкреплю вас 14-ю ротами Ревельского полка. В случае наступления на вас противника в превосходных силах, отойти на позицию, занятую войсками 2-го эшелона, прикрывающими дорогу от плевненского шоссе на Богот. Полагаюсь вполне на ваше благоразумие. Имейте в виду, что получена шрапнель с двухъярусными трубками, которая будет вам отпущена по вашему востребованию».
Но еще через несколько часов, уже ночью, Скобелев получил уведомление о том, что наступление, назначенное на 28 августа, переносится на один-два дня по причине неудачных действий артиллерии.
Скобелев, понимая, что еще несколько суток удерживать все высоты малыми силами будет трудно, решает оставить второй гребень, укрепившись на первой, о чем и доносит Имеретинскому: «Получив в 2 часа ночй^уведомление о том, что атака города Плевны (предполагавшаяся на 28-е августа) отложена на один день, я очистил второй гребень, отведя с него эстляндцев на первый гребень, здесь укрепился, чтобы дать отпор противнику в случае его наступления».
Ночь прошла спокойно. Турки даже не вели огня. Но утром бой за первый гребень разгорелся с новой силой, что убедило П. Д. Зотова в необходимости отложить штурм. И эту мысль он выразил в своем донесении главнокомандующему: «Наступление это (имеется в виду наступление турок. — Б. К.), хотя и неуспешное, но совершенное при тех обстоятельствах, при которых находился неприятель, обойденный кавалерией с тыла, обстреливаемый и теснимый с фронта, естественно, приводило к мысли о значительности сил противника и, стало быть, к необходимости не особенно торопиться с атакой его укрепленного лагеря».
Артиллерию выдвинули ближе к Плевне и еще два дня вели опять-таки малоуспешный обстрел турецких укреплений. Зотов сделал вывод, что из-за низких результатов огня артиллерии «далее медлить становилось прямо невыгодно и приходилось либо отказаться от штурма, либо произвести его безотлагательно». Решено было последнее. 29 августа, вечером, в войска направили диспозицию на третий штурм Плевны, который намечалось осуществить 30 августа.
Накануне штурма в отряд к Скобелеву приехал генерал К. В. Левицкий, помощник начальника штаба Дунайской армии. Скобелев был прекрасно осведомлен о недоброжелательном отношении к нему Левицкого, но действительность превзошла все ожидания. Левицкий даже не соизволил посетить позиции, несмотря на настойчивые предложения генерала. Так и не вникнув в существо дела, он доложил великому князю: «...Турки не могут отдать те высоты, которые приходится атаковать Скобелеву, потому что с них обстреливается и город Плевна, и весь турецкий укрепленный лагерь, в котором стоит их резерв. Атака этих высот приведет к самому кровопролитному бою: не следует делать иллюзий на этот счет».
По здравому смыслу, казалось бы, именно поэтому надо приложить все усилия для овладения этими высотами. Но Левицкий сделал неожиданный вывод — сначала овладеть укреплениями Южного фронта.
Весь день 30 августа был пасмурный, холодный и унылый. Пошел мелкий, затем превратившийся в ливень дождь. Глинистая почва стала похожей на месиво. Но и это обстоятельство не повлияло на решение командования начать штурм.
30 августа не простой день. В этот день празднуются именины царя. И как повелось издавна, к празднику преподносят подарки. Вот таким-то подарком императору, по мысли великого князя и его окружения, должен быть успешный штурм и взятие Плевны. Решили «осчастливить» Александра II, полагая, что такое знаменательное событие придаст силы войскам и они без сомнения завоюют победу.
...Уже несколько дней государь ездил в войска и ободрял их своим присутствием. Он выезжал ранним утром из своей квартиры и с одного из холмов наблюдал за ходом бомбардировки. С правой стороны располагался главнокомандующий, сзади в несколько рядов стояли генералы свиты, ближе министры, чины поменьше держались по сторонам пригорка группами — все внимательно следили в бинокли и подзорные трубы за стрельбой. На холме главной квартиры главнокомандующего и вовсе держались свободно: кто лежал на спине, кто на животе, да и разговоры велись совсем не относящиеся к войне — вспоминали то, сё... Однообразие и монотонность бомбардировки без всякого видимого результата мало кого беспокоили.
Вдали серыми пятнами виднелись редуты — сделано солидно: широкие, глубокие рвы, высокие насыпи, и трудно было сказать, какой из редутов был наиболее грозным, — все казались труднодоступными. И вот эту позицию решено было попробовать еще раз взять в лоб. Все понимали, что предстоит великое кровопролитие.
День 30 августа вошел в историю как третья Плевна. Накануне в своем донесении царю главнокомандующий писал: «От всей души поздравляю с днем Ангела, и да поможет нам Господь обрадовать Тебя сегодня чем-нибудь хорошим». И это «хорошее» началось.
Утром главнокомандующий, а затем и вся главная квартира выехали на высоты для наблюдения за ходом сражения. На высотах было многолюдно. Вдалеке гремели выстрелы, слышалась барабанная дробь, и вот под эти звуки началось богослужение перед развернутыми иконами. Царь стоял впереди. Затем все опустились на колени, склонив головы. Священник с дрожью в голосе, вскинув руки и подняв лицо к небу, воззвал: «Еще просим о сохранении воинства расейского». Хор подхватил: «У Господа просим. Подай, Господи». Картина впечатляющая: блеск эполет, склоненные головы, голубизна неба и виднеющиеся вдали горы.
В это время раздался раздирающий уши треск ружейного огня и в центре послышалось: «Ура-а-а-а! Ура-а-а!» Это войска пошли на приступ. Но почему раньше установленного времени? Ведь по диспозиции атака должна начаться в 3 часа дня.
Биографии свидетельствует, что редко какое сражение происходит согласно намеченному плану, нарушения его могут быть либо пагубны, либо полезны, исходя из обстоятельств и от разумной находчивости или от замешательства и растерянности исполнителей. Диспозиция третьей Плевны была составлена так неумело и при таком плохом знании противника и его расположения, что только благодаря нарушению ее возможен был благоприятный исход боя.
После молебна начался завтрак. На холме поставили стол, за которым разместились царь со своей свитой: место и время такого представительного завтрака, прямо сказать, выбрано «удачно» — на поле брани лилась кровь воинства, а за столом рекой лилось шампанское, вдалеке словно Перун мчался на своей колеснице, а здесь тоже своеобразный грохот — выстрелы пробок. Царь: «Выпьем за здоровье тех, которые там теперь дерутся — ура!»
Войска, как намечалось в диспозиции, шли на штурм неприятеля под невыносимым огнем, и если посмотреть со стороны, то общий штурм Плевны разбился на три разрозненных штурма. Каждая из трех группировок генералов Черната, Крылова, Имеретинского, не имея между собой надежной связи, действовала на свой страх и риск. Русское командование вполне могло бить противника числом, ведь общее преимущество над армией Осман-паши было подавляющим. Пехота, например, имела превосходство в два раза, артиллерия — в пять! Но именно раздробленность и отсутствие взаимовыручки, без чего немыслимо такое масштабное сражение, сыграли свою злосчастную роль.
Не стал тревожным для высшего командования и тот факт, что на левом фланге силы русских равняются неприятельским. И хотя это выяснилось уже в ходе сражения, такое открытие никого в Полевом штабе не обескуражило. По диспозиции левофланговый отряд выполнял второстепенную задачу. Документ этот, попав в руки Скобелева, вызвал у генерала легкий шок: он именовался «начальствующим над всеми частями левого фланга». Такой неожиданный кульбит больно ударил по самолюбию князя Имеретинского, а самого Скобелева застал врасплох. Ведь до штурма оставалось всего несколько часов. Надо ли говорить о той сумятице, которая творилась в штабе?
«Разве ты не понимаешь, — обратился князь к полковнику Паренсову перед штурмом, — что Скобелев отнимает у меня все... да ему иначе и нельзя. При чем же я останусь?» К чести Имеретинского, он сумел найти в себе мужество признать превосходство Скобелева: «Михаил Дмитриевич, было бы странно, если бы я вздумал из себя строить человека, знающего больше, чем ты... я вполне сумею подчиниться тебе в эти дни при всех обстоятельствах».
А они складывались явно не в пользу атакующих. В 15 часов румынские войска двинулись на Гривицкий редут. И тут выяснилось, что у турок за ним расположен еще один, не менее мощный, чем первый, который вообще не попадал в поле зрения с исходного положения, и поэтому появление редута оказалось полной неожиданностью для наступавших. Первая, а затем и вторая атаки румын не имели результата, захлебнулась и третья атака. Необстрелянные и не принимавшие участия до сих пор в боях румынские полки подходили к редутам на двести — триста шагов, но всякий раз откатывались назад, неся большие потери, число которых составило три тысячи человек. И лишь в 18 часов с подходом еще одной румынской дивизии и корпуса русских объединенными усилиями союзным войскам удалось захватить одно из укреплений, однако цена успеха оказалась слишком велика — три тысячи шестьсот человек убитыми.
Дела в центре обстояли не лучшим образом. Здесь атаку начали на три часа раньше намеченного срока, в 12 часов дня. Причина стала известна позднее: генерал Крылов услышал стрельбу на левом фланге и решил, что пора и ему вступать в бой. На этом участке творилось непонятное: неудачей обернулась попытка двух полков приблизиться к редутам, два других вначале заняли траншеи, но сильный огонь из редутов заставил их отступить. Затем поодиночке вступали в бой полк за полком — надо бы хуже, да некуда, результата никакого, потери — четыре тысячи триста человек убитыми.
Journal information