Несколько лет тому назад известный гитлеропоклонник Егорка Просвирнин опубликовал мерзкий текст, который у любого нормального русского не может вызывать никаких других чувств, кроме бесконечной гадливости. Текст назывался "Тот бесконечный летний день" и был посвящён, как можно догадаться, 22 июня - Дню Памяти и Скорби. Просвирнин, разумеется, с таким названием не согласен и предлагает считать данный день праздничным - под названием "дня отмщения". Далее идут столь же гнусные, сколь и маловразумительные разглагольствования в жалких попытках оправдать эту кощунственную идею, а заодно - и учинённый его кумирами геноцид русского населения. На эти потуги Просвирнина можно было бы не обращать внимания, если бы не один важный нюанс, кажущийся, на первый взгляд, очень убедительным.
Просвирнин полагает, что именно 22 июня 1941 года коммунисты, полагавшие свою власть вечной и незыблемой, впервые почувствовали страх. В дальнейшем этот страх в них только разрастался - и, в конце концов, перерос в такой всеобъемлющий ужас, что полностью парализовал их волю к сопротивлению и привёл к фактическому самоустранению советской власти в 1991 году. Без боя.
На первый взгляд, так оно и было: в послевоенном СССР основным пропагандистским лозунгом стала борьба за мир. О мировой революции, которой грезили не только "комиссары в пыльных шлемах" на фронтах Гражданской войны, но и большевики более поздних времён, сталинских (достаточно вспомнить "Поднятую целину" Шолохова), больше и помину не было - больше говорили о необходимости мирного сосуществования двух социально-политических систем. В конце концов эта миролюбивая риторика (с попутным запугиванием рядовых граждан ядерным апокалипсисом) и привела к тому, что война стала восприниматься массовым сознанием как худшая из возможных перспектив - даже по сравнению с капитуляцией. И когда действительно пробил час капитуляции, немного нашлось желающих защищать гибнущую политическую систему (а вместе с ней - и уничтожаемую великую державу).
Но действительно ли так оно было? Действительно ли именно Великая Отечественная война заставила коммунистов отказаться от своей былой пассионарности, что и предопределило их крах? А вот с этим как раз проблемы. Чего могли испугаться коммунисты 22 июня 1941 года? "Возвращения в Россию белой Европы", как то пустословит сам Просвирнин? От такого предположения очень быстро делается смешно: советское руководство знало, что война с нацистской Германией неизбежна, готовилось к этой войне, настраивало соответствующим образом молодёжь. Формировались штабы будущего партизанского движения, заблаговременно создавались партизанские базы на территориях, которые теоретически могли оказаться в тылу врага. Никакой растерянности в верхах в июне 1941 года мы не наблюдаем: Сталин активно организует оборону, принимает у себя ответственных лиц, регулярно наведывается в Генеральный Штаб (так что Жуков даже был вынужден заявить ему в конце концов: "Уйдите, Иосиф Виссарионович, и не мешайте работать"). На полную катушку всю войну работала советская пропагандистская машина, сместившая акценты с "мировой революции" и "защиты завоеваний Октября" на защиту Отечества и верность славным традициям прошлого. Но опять же - это поворот государственной пропаганды не был следствием войны, возврат к патриотической риторике и частичная реабилитация дореволюционных деятелей (в первую очередь - полководцев) началась уже в 30-е годы, как раз в преддверии будущей войны. И фильм про Александра Невского довоенные советские кинозрители любили никак не меньше, чем фильм про Чапаева.
Не наблюдается никакого страха в советских верхах и в послевоенные годы. Напротив, СССР проводит активную внешнюю политику, поддерживает прокоммунистические режимы во всех частях света. Именно после войны создаётся т.н. "социалистический лагерь", именно после войны учреждается Варшавский договор. Участие советских военных специалистов в локальных вооружённых конфликтах (причём не только на стороне коммунистических правительство, но и на стороне некоторых буржуазных режимов - если эти режимы лояльны к СССР) - это тоже реальность послевоенного мира. Будь всё так, как утверждает Просвирнин - не было бы в новейшей истории такого факта, как Карибский кризис - блестящая военная операция маршала Малиновского, перебросившего крупный войсковой контингент с ядерным оружием на Кубу и развернувшего там этот контингент прямо под боком у геополитического врага, совершенно для них незаметно. Можно сколько угодно клеймить волюнтаризм Хрущёва, "поставившего мир на грань ядерной катастрофы", но несомненным фактом является то, что Карибский кризис стал в первую очередь прямым следствием агрессивных планов американской стороны, разместившей свои стратегические ракеты в непосредственной близости от советских границ. Действия Малиновского стали адекватным ответом на эти шаги американцев. И признаем бесспорный факт: Хрущёву с помощью Малиновского удалось одержать важную геополитическую победу. На уступки пришлось идти именно американской стороне. Возможны ли были столь дерзкие действия со стороны советского руководства, будь оно, как утверждает Егорка, "смертельно напугано"? Как говорится, не думаю.
Родион Яковлевич Малиновский
Или, может быть, советская власть была напугана массовым коллаборационизмом, имевшим место в годы Великой Отечественной войны? Да, признаем такой неприятный факт: таких масштабов, как в Великую Отечественную, коллаборационизм не достигал никогда. Это было, хотя и преувеличивать масштабы коллаборационизма не стоит. Но было и другое - массовый героизм жителей тогдашнего СССР в борьбе с захватчиками. Массовое добровольчество. Массовое подпольное и партизанское движение, участников которого никакие полумифические заградотряды в бой против оккупантов силком не гнали. Сами шли. И действовали весьма успешно, оттягивая на себя целые дивизии врага, о чём было сказано достаточно много, в том числе и в данном журнале. И неправда, что все "чины Русской Императорской Армии" только и ждали, что возможности добраться до большевистской глотки, пусть даже ценой присоединения к вермахту и СС. Просвирнин кощунственно замалчивает имена других белых - тех, кто героически сражался в антифашистском Сопротивлении, кто вёл антигитлеровскую пропаганду в оккупированной нацистами Европе, кто вступал в ряды союзных английской и французской армий, чтобы добраться не до большевистской, а до тевтонской глотки, отложив разборки с большевиками до лучших времён, когда России не будет грозить расчленение, а русскому народу - геноцид. И ведь речь идёт не о каких-то там периферийных именах - о подлинных героях Белого Дела, о его организаторах. Антон Иванович Деникин. Сергей Николаевич Войцеховский. Пётр Харитонович Попов. Это - из наиболее известных и громких имён, о которых Просвирнин походя "забыл" - вернее, вычеркнул их из истории Белого Дела по собственному произволу.
Антон Иванович Деникин.
Но речь даже не об этом. Речь о том, что послевоенная ситуация радикально отличалась от того, что имело место 22 июня 1941 года. Отличалась она в первую очередь наличием у геополитических врагов России ядерного оружия, которое эти самые противники собирались применить. А массовое применение ядерного оружия с уничтожением большинства крупных промышленных и культурных центров делало коллаборационистское движение и невозможным, и бессмысленным. Не на массовый переход на свою сторону антикоммунистически настроенного населения делало ставку командование НАТО, а на оружие массового поражения, на экономический ущерб такого масштаба, который сделает продолжение войны Советским Союзом невозможным.
С другой стороны, население СССР в массовом порядке столкнулось в годы Великой Отечественной с тем, как вели себя на оккупированных территориях представители "цивилизованного мира". Для поколений, выросших уже после Гражданской войны, зверства чекистов были чем-то абстрактным и малодостоверным, большинство в них уже не верило (пропаганда сработала на пять с плюсом!) - в отличие от зверств нацистов, которые многие испытали на собственной шкуре, а кто не испытал - многократно о них слышали и читали от непосредственных очевидцев. Для коммунистического режима это открывало прекрасную пропагандистскую возможность выставить всех своих идейных противников "пособниками фашистских оккупантов" или "продолжателями дела фашистов". А для среднестатистического гражданина послевоенного СССР просто не было более тяжкого обвинения. И коммунистическая пропаганда воспользовалась этим ходом на всю, как говорится, катушку, тем более, что геополитический противник давал для этого возможность, обеспечив убежище некоторым нацистским военным преступникам. Более того - коммунистическая пропаганда пользуется этим штампом до сих пор - правда, уже с меньшей эффективностью, ибо ярлык "фашиста" и "гитлеровского пособника" сегодня зачастую клеится людям, которые таковыми ну никак являться не могли - например, убитому в 1920 году Колчаку или польским партизанам-антифашистам из Армии Крайовой.
Так что приходится признать, что прав не Просвирнин, а Деникин: после Великой Отечественной войны позиции советской власти в СССР и самого СССР в мире значительно укрепились. Советский режим "треснул в самом своём основании" не 22 июня 1941 года, а гораздо позднее - где-то на рубеже 1970-х - 1980-х годов. Почему это произошло - разговор отдельный и достаточно длинный. Но к теме Великой Отечественной войны отношения уже не имеющий.
Journal information