Беседа 1. "Виденье, непостижное уму"
"Благовествуй, земля, радость великую, пойте, небеса. Божию славу!» Способны ли мы еще услышать и воспринять эту радость, увидеть эту славу? По мере того как строится на нашей маленькой планете общество и цивилизация, обращенные почти исключительно к земле и земному, сами слова «радость» и «слава» начинают постепенно исчезать из человеческого словаря. Исчезает, таким образом, целое измерение, огромный пласт человеческого опыта, человеческого интереса. Нам все твердят о каком-то идеальном, т.е. справедливом, сытом, мирном, «обществе будущего». Но от этих слов чем дальше, тем больше веет неизбывной скукой, тоской, буднями.
Про человечество можно сказать то же, что сказал Пушкин про своего «рыцаря бедного»: «Он имел одно виденье, непостижное уму». Да, человечество было бедным, страдало много и часто от недоедания, несправедливости, жестокости и всяческого зла, но над всем этим высилось, сияло и наполняло своим светом всю жизнь, весь мір «непостижное уму» видение. «Непостижное» рассудочной науке, «непостижное» цифрам и статистическим выкладкам, оно наполнило мір несравненным по красоте и глубине искусством, оно оставило нам такую мечту о человеке, жизни и міре, что теперь, когда человечество, похоже, стало его забывать, на земле сделалось тоскливо и темно. Знаний у современного человека как будто гораздо больше: в наших лабораториях можно вычислить все на свете, мы можем спокойно разговаривать с человеком, разгуливающим по Луне, мы знаем, какая будет погода, мы победили материю, время, пространство... Мы должны были бы жить в непрестанном удивлении и восхищении, в бесконечной радости, но живем в страхе, тоске и недоумении. В міре слышен глухой ропот неудовлетворенности, как будто что-то вынули из самого сердца нашей жизни, как будто перегорела в ней самая главная, самая мощная лампочка, и даже поэт, певец и пророк будущего не находит других слов, кроме самых печальных и безнадежных: «О, если б знали, дети, вы холод и мрак грядущих дней!»
Что это было за видение, в чем была его радость и слава? Быть может, в эти дни, когда горстка верующих почти незримо для миллионов людей празднует праздник Благовещения, уместнее всего если уж не объяснить, то хотя бы намекнуть на это видение. Пройдя по всем музеям міра, мы повсюду встретим картины на одну общую тему. На них изображена в свете и тишине уединенной комнаты Дева, а перед Ней - ангел с веткой в простертой руке. Он что-то сообщает Деве, а Та исполнена радостного изумления, смиренного приятия, веры и благодарности. Так и на православных иконах, и на полотнах ранних итальянских мастеров, и на картинах великих художников более позднего времени. Краткий рассказ Евангелия настолько поразил воображение человека, что он захотел навеки запечатлеть его в искусстве.
Благовещение - благая, радостная весть... Может быть, только в далеком детстве дан был нам этот опыт неслыханной, переполняющей сердце радости. Ученый-рационалист скажет: «Детские сказки, поповское невежество, грубое суеверие! Никаких ангелов нет, да и не являются они девам. Все это выдумки, отрывающие людей от полезной деятельности». Но откуда же тогда эти тысячи картин? Почему с такой любовью выписывет итальянский художник маленькое оконце на заднем плане, через которое льется такой ослепительный свет синего неба и такое исходит ликование от виднеющихся вдали холмов, виноградников, домов? Мы, конечно, не знаем, как в точности происходило все это. Мы не знаем, кто такой этот ангел - может быть, голос, говорящий на самой глубине души, что-то бесконечно сокровенное, что на минуту заливает сиянием и внешний мір. Но мы знаем - потому что веками повторяем - приветствие, наполнившее эту комнату: Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою (Лк. 1:28). Мы знаем, что это была благая весть о радости, что она однажды вошла, а значит, может и вновь войти в наш мір, в нашу жизнь. Мы знаем, что эта радость осталась запечатленной в красоте, добре, истине, что ею можно жить, ее можно видеть, о ней можно радоваться. Мы знаем главное: что это радость о присутствии в нас и среди нас Самого Господа Благовещение - это и есть дарование «виденья, непостижного уму». Ум еще не понимает, а душа и сердце уже радуются, уже видят. Ум еще суетится, еще озабочен земным, а душа уже невозбранно дышит небом, наполняющим землю и пронизывающим ее своим светом. И всех нас включает в Себя эта Дева, всей своей цельностью и чистотой принимающая за нас и ради нас эту благую весть. И чем был бы мір, чем была бы вся наша жизнь, если бы кому-то удалось убить самую память об этой радости, выкорчевать без остатка этот весной и светом наполненный праздник Благовещения?
«Архангельский глас вопием Ти, Чистая: Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!» Веками подводила нас к этому пению длинная благовещенская всенощная. Горели свечи, благоухали цветы, все возвышеннее, все чище становилось на душе, и вдруг наконец как бы с самого неба нисходила к нам эта тихая песнь.
Пусть эта песнь и этот праздник сами по себе не имели ни власти, ни силы изменить жизнь, но они раскрывали человеку мір, в котором возможно было хотеть иной, чистой и радостной жизни, звали его к чему-то лучшему и высшему. Они делали возможными радость и любовь, искание и восхождение. Они сам мір и саму жизнь превращали в обещание и благовесте радости. И потому так страшно думать, что одни люди в своей слепоте хотят уничтожить все это, а другие готовы забыть, предать, выкинуть его из своей жизни. Неужели не поймут те и другие, что в міре нечем будет дышать, когда уйдет из него этот призыв: «Благовествуй, земля, радость великую, пойте, небеса, Божию славу!»
Беседа 2. Что такое радость?
Благовещение! Когда-то это был один из самых радостных, самых светлых дней в году, праздник, с которым не только в сознании, но, я бы сказал, — и в подсознании, была связана какая-то ликующая интуиция, светлое видение мира и жизни. Конечно, для так называемого научно-атеистического подхода к религии в евангельском рассказе о Благовещении, из которого вырос праздник, найдется особенно много поводов, чтобы говорить о «мифах и легендах». Разве это бывает, скажут позитивно мыслящие и рационально настроенные люди, чтобы ангелы являлись молодым женщинам и вели с ними разговоры? Неужели же верующие надеются, что люди XX века, люди технологической цивилизации и научной настроенности в это поверят, неужели верующие не понимают, как все это несерьезно, ненаучно, неправдоподобно?
На эти вопрошания, насмешки, разоблачения верующий может всегда дать только один, все тот же ответ: да, увы, включить это в ваше плоское миросозерцание действительно невозможно; да, пока разговор о Боге и о религии ведется в плоскости химических опытов и математических выкладок — побеждаете вы и торжествуете легкую победу. Тут доказывать или отрицать что бы то ни было без помощи химии и математики нельзя. И на языке вашей науки, конечно, ничего не значат слова ангел, благая весть, радость, смирение. Но зачем ограничиваться религией?
На этом вашем языке ничего не значит добрая половина слов вообще, и ведь как раз поэтому и приходится вам держать под страшным прессом и поэзию, и литературу, и философию, и вообще всю мечту человеческую. Вам хотелось бы, чтобы весь мир думал, как вы, — о производстве и экономических законах, о коллективах и программах. Но мир так не думает, и его нужно держать в железных рукавицах, чтобы он думал так, или, вернее, делал вид, что так думает. Вы говорите, все то, что мечта, — неправда, потому что этого нет.
Но на деле люди всегда жили, живут и будут жить мечтой, и все самое глубокое, самое нужное для себя выражать на языке мечты.
Я не знаю, что такое ангел, я не могу на вашем языке объяснить, что произошло почти две тысячи лет назад в маленьком галилейском городе и о чем повествует Евангелие от Луки. Я думаю, что рассказ этот человечество никогда не забывало, что эти несколько строк воплотились в бесчисленном количестве картин, поэм, молитв, что они продолжали и продолжают вдохновлять. А это значит, конечно, что люди услышали в них что-то бесконечно важное для себя, какую-то правду, которую, по всей вероятности, иначе, как на этом детском, радостном языке выразить нельзя.
О чем эта правда? Что случилось, когда молодая женщина, почти девочка, услышала внезапно — из какой глубины, с какой высоты! — это удивительное приветствие: «Радуйся!» — Ведь вот что сказал Марии ангел: «Радуйся!»
Мир наполнен томами о борьбе и соревновании, ими хотят доказать, что путь к счастью лежит через ненависть. И во всех этих томах ни разу не написано слово «радость», и люди даже не знают, что это такое. А вот та радость, о которой возвестил ангел, продолжает трепетать в мире и так же потрясать, так же волновать человеческие сердца. Войдите в храм в вечер под Благовещение. Дождитесь того момента в этой длинной службе, когда, после долгого ожидания, долгого нарастания хор начинает петь, так тихо и так божественно прекрасно: «Архангельский глас вопиет Ти, Чистая, — радуйся, и паки реку — радуйся!»
Прошли века, а мы все слышим этот призыв к радости, и радость теплой волной заливает наше сердце. Но о чем она? Конечно, и прежде всего, о самой этой женщине, образ которой наполнил собою мир, смотрит на нас с икон, стал одним из величайших и чистейших воплощений человеческого искусства, человеческой мечты. Верность, чистота, целостность, всецелая самоотдача, бесконечное смирение — все то, что навеки звучит в ответе Марии ангелу: «Се раба Господня, буди ми по глаголу Твоему». Скажите, есть ли в мире — во всей его богатой и сложной истории — что-нибудь выше и прекраснее, чем этот человеческий образ. Действительно, как поет Церковь, о Ней, о Пречистой и Благодатной, вечно «радуется всякая тварь».
На ложь о человеке, на его редукцию к земле и к животу, к низменному и животному, на подчинение его непреложным и безличным законам природы Церковь отвечает образом Марии, пречистой Богоматери, Той, к Которой, по словам русского поэта, всегда возносятся «от великой полноты сладчайшие людские слезы». Радость о том, следовательно, что тут преодолевается та неправда, та ложь о человеке, которой все время наполняется мир. Радость любования, радость обладания — ибо этот образ всегда с нами, как утешение и ободрение, как вдохновение и помощь.
Радость о том, что, глядя на него, так легко верить в небесную голубизну мира, в небесное призвание человека. Радость о Благовещении — о благой вести, принесенной ангелом, что люди обрели благодать у Бога, и что скоро, скоро — через нее, через эту никому неизвестную галилейскую деву, начнет совершаться тайна спасения мира: к ней придет Бог, и придет не в грохоте, не в страхе, а в радости и полноте детства, и через нее воцарится в мире Ребенок, слабый и беззащитный, но который навсегда, навеки сделает бессильными все силы зла.
Так вот то, что празднуем мы на Благовещение, вот почему праздник этот всегда был и навсегда останется такой радостью, таким светом. Еще раз — понять и выразить это в ваших категориях невозможно, ибо все ваше так называемое научное безбожие к тому как раз и сводится, что вы своевольно, безапелляционно объявили несуществующим, ненужным и вредным целое измерение человеческого опыта, и объявили несуществующими все те слова и понятия, в которых он был выражен. Для того, чтобы спорить с вами на вашем языке, нужно предварительно спуститься в какой-то темный погреб, где не видно неба — и потому оно отрицается, где не светит солнце — и потому его нет, где все уродливо, грязно и темно, и потому отрицается красота, где невозможна радость, и потому все — злые и грустные. Но если выйти из погреба и подняться, попадаешь в ликующий радостью храм, и там опять слышно: «Архангельский глас вопиет Ти, Чистая, радуйся, и паки реку: радуйся!»
Благовещение! Когда-то это был один из самых радостных, самых светлых дней в году, праздник, с которым не только в сознании, но, я бы сказал, — и в подсознании, была связана какая-то ликующая интуиция, светлое видение мира и жизни. Конечно, для так называемого научно-атеистического подхода к религии в евангельском рассказе о Благовещении, из которого вырос праздник, найдется особенно много поводов, чтобы говорить о «мифах и легендах». Разве это бывает, скажут позитивно мыслящие и рационально настроенные люди, чтобы ангелы являлись молодым женщинам и вели с ними разговоры? Неужели же верующие надеются, что люди XX века, люди технологической цивилизации и научной настроенности в это поверят, неужели верующие не понимают, как все это несерьезно, ненаучно, неправдоподобно?
На эти вопрошания, насмешки, разоблачения верующий может всегда дать только один, все тот же ответ: да, увы, включить это в ваше плоское миросозерцание действительно невозможно; да, пока разговор о Боге и о религии ведется в плоскости химических опытов и математических выкладок — побеждаете вы и торжествуете легкую победу. Тут доказывать или отрицать что бы то ни было без помощи химии и математики нельзя. И на языке вашей науки, конечно, ничего не значат слова ангел, благая весть, радость, смирение. Но зачем ограничиваться религией?
На этом вашем языке ничего не значит добрая половина слов вообще, и ведь как раз поэтому и приходится вам держать под страшным прессом и поэзию, и литературу, и философию, и вообще всю мечту человеческую. Вам хотелось бы, чтобы весь мир думал, как вы, — о производстве и экономических законах, о коллективах и программах. Но мир так не думает, и его нужно держать в железных рукавицах, чтобы он думал так, или, вернее, делал вид, что так думает. Вы говорите, все то, что мечта, — неправда, потому что этого нет.
Но на деле люди всегда жили, живут и будут жить мечтой, и все самое глубокое, самое нужное для себя выражать на языке мечты.
Я не знаю, что такое ангел, я не могу на вашем языке объяснить, что произошло почти две тысячи лет назад в маленьком галилейском городе и о чем повествует Евангелие от Луки. Я думаю, что рассказ этот человечество никогда не забывало, что эти несколько строк воплотились в бесчисленном количестве картин, поэм, молитв, что они продолжали и продолжают вдохновлять. А это значит, конечно, что люди услышали в них что-то бесконечно важное для себя, какую-то правду, которую, по всей вероятности, иначе, как на этом детском, радостном языке выразить нельзя.
О чем эта правда? Что случилось, когда молодая женщина, почти девочка, услышала внезапно — из какой глубины, с какой высоты! — это удивительное приветствие: «Радуйся!» — Ведь вот что сказал Марии ангел: «Радуйся!»
Мир наполнен томами о борьбе и соревновании, ими хотят доказать, что путь к счастью лежит через ненависть. И во всех этих томах ни разу не написано слово «радость», и люди даже не знают, что это такое. А вот та радость, о которой возвестил ангел, продолжает трепетать в мире и так же потрясать, так же волновать человеческие сердца. Войдите в храм в вечер под Благовещение. Дождитесь того момента в этой длинной службе, когда, после долгого ожидания, долгого нарастания хор начинает петь, так тихо и так божественно прекрасно: «Архангельский глас вопиет Ти, Чистая, — радуйся, и паки реку — радуйся!»
Прошли века, а мы все слышим этот призыв к радости, и радость теплой волной заливает наше сердце. Но о чем она? Конечно, и прежде всего, о самой этой женщине, образ которой наполнил собою мир, смотрит на нас с икон, стал одним из величайших и чистейших воплощений человеческого искусства, человеческой мечты. Верность, чистота, целостность, всецелая самоотдача, бесконечное смирение — все то, что навеки звучит в ответе Марии ангелу: «Се раба Господня, буди ми по глаголу Твоему». Скажите, есть ли в мире — во всей его богатой и сложной истории — что-нибудь выше и прекраснее, чем этот человеческий образ. Действительно, как поет Церковь, о Ней, о Пречистой и Благодатной, вечно «радуется всякая тварь».
На ложь о человеке, на его редукцию к земле и к животу, к низменному и животному, на подчинение его непреложным и безличным законам природы Церковь отвечает образом Марии, пречистой Богоматери, Той, к Которой, по словам русского поэта, всегда возносятся «от великой полноты сладчайшие людские слезы». Радость о том, следовательно, что тут преодолевается та неправда, та ложь о человеке, которой все время наполняется мир. Радость любования, радость обладания — ибо этот образ всегда с нами, как утешение и ободрение, как вдохновение и помощь.
Радость о том, что, глядя на него, так легко верить в небесную голубизну мира, в небесное призвание человека. Радость о Благовещении — о благой вести, принесенной ангелом, что люди обрели благодать у Бога, и что скоро, скоро — через нее, через эту никому неизвестную галилейскую деву, начнет совершаться тайна спасения мира: к ней придет Бог, и придет не в грохоте, не в страхе, а в радости и полноте детства, и через нее воцарится в мире Ребенок, слабый и беззащитный, но который навсегда, навеки сделает бессильными все силы зла.
Так вот то, что празднуем мы на Благовещение, вот почему праздник этот всегда был и навсегда останется такой радостью, таким светом. Еще раз — понять и выразить это в ваших категориях невозможно, ибо все ваше так называемое научное безбожие к тому как раз и сводится, что вы своевольно, безапелляционно объявили несуществующим, ненужным и вредным целое измерение человеческого опыта, и объявили несуществующими все те слова и понятия, в которых он был выражен. Для того, чтобы спорить с вами на вашем языке, нужно предварительно спуститься в какой-то темный погреб, где не видно неба — и потому оно отрицается, где не светит солнце — и потому его нет, где все уродливо, грязно и темно, и потому отрицается красота, где невозможна радость, и потому все — злые и грустные. Но если выйти из погреба и подняться, попадаешь в ликующий радостью храм, и там опять слышно: «Архангельский глас вопиет Ти, Чистая, радуйся, и паки реку: радуйся!»
Journal information