Белый генерал, погибший в нацистском концлагере

Павел Алексеевич Кусонский

Павел Кусонский родился 7 (19) января 1880 года в Харькове, в православной семье. Начальное военное образование он получил в Петровско-Полтавском кадетском корпусе, профессиональное - в Михайловском артиллерийском училище, из которого в 1900 году был выпущен подпоручиком в 10-ю артиллерийскую бригаду. В 1911-м году, уже штабс-капитаном, он окончил по 1-му разряду Николаевскую Академию Генерального Штаба. В мае того же года получил производство в капитаны.

Первую Мировую войну Кусонский встретил помощником старшего адъютанта штаба Киевского военного округа. Как грамотный генштабист, Кусонский всю Первую Мировую войну провёл на штабных должностях - сперва помощником старшего адъютанта отдела генерал-квартирмейстера штаба 8-й армии, а с конца 1915 г. - старшим адъютантом отдела генерал-квартирмейстера того же штаба. 10 апреля 1916 года произведён в подполковники. Когда после Февральского переворота из армии начали массово увольнять офицеров-монархистов, Кусонскому не только удалось пережить чистку, но и перейти в управление генерал-квартирмейстера Ставки Верховного Главнокомандующего на должность помощника начальника оперативного отделения. В этом качестве после большевицкого переворота Кусонский по поручению Духонина выехал в Быхов с особо ответственным поручением - ему предписывалось освободить Корнилова и его соратников, сообщить им, что Ставка скоро будет захвачена большевиками и что из Быхова следует как можно скорее уходить. Миссия Кусонского была сопряжена с большим риском - никто не давал ему гарантий, что он не встретится на пути с какой-нибудь толпой революционных солдат или матросов. И что он прибудет в Быхов раньше революционных матросов Крыленко, никто не мог гарантировать тоже. Тем не менее, Павел Алексеевич взялся за это поручение Духонина и исполнил его в точности. Назад в Могилёв, где уже вовсю распоряжался большевицкий "главнокомандующий" прапорщик Крыленко, Кусонский уже не вернулся - вместе с корниловцами он отбыл на Дон, где начиналось формирование белой Добровольческой Армии.

Кусонский принимал участие в Белом Движении на Юге России с первых до последних дней, но особо важной роли не играл. Он явно был не из тех, кого можно было бы считать "героем Гражданской войны". В июне 1918 года Павел Алексеевич становится генералом для поручений при командующем Добровольческой Армии, в январе 1919-го - генеарл-квартирмейстером штаба Добровольческой Армии. После разделения армии на Кавказскую Добровольческую и Крымско-Азовскую Добровольческую Кусонский остаётся в Кавказской Добровольческой Армии - так военная судьба впервые сводит его с будущим главнокомандующим ВСЮР генералом Врангелем. В мае 1919 года Кусонский получает назначение начальником штаба 5-го кавалерийского корпуса - к генералу Юзефовичу. К этому времени сам Павел Алексеевич уже носил чин генерал-майора.

Генерал Кусонский в рядах ВСЮР

После Новороссийской эвакуации Кусонский оказался во Врангелевском Крыму. Здесь он получает назначение начальника гарнизона города Симферополя. На этой тыловой должности генерал пробыл до августа, когда его назначают начальником штаба 3-го армейского корпуса. А в последних боях за Крым Кусонский участвовал уже в качестве начальника штаба 2-й Русской Армии.

Как видим, биография Кусонского - биография обычного штабного трудяги, не совершившего особых подвигов на фронтах Гражданской войны, не выигрывавшего сражений, не водившего полков в атаки и не прорывавшегося из окружения. Кусонский всего лишь честно исполнял свой долг офицера и русского патриота в рядах Белой Армии на тех постах, на которые его назначало командование - не более. Правда, за его спиной была героическая эпопея Корниловского выступления и ещё более героическая - Ледяного Похода, но этим могли бы похвастаться многие белогвардейцы.

В эмиграции Кусонский поначалу никаких ключевых постов не занимал, хотя стал активным деятелем РОВСа с первых дней его существования. Первоначально, как большинство врангелевцев, он оказался в Галлиполийском лагере в Турции, где его "за отличия по службе" произвели в генерал-лейтенанты, затем перебрался в Бельгию, а с 1922 года обосновался в Париже. Но именно эмигрантский период жизни Кусонского сделал его имя знаменитым и вызвал ожесточённые дискуссии среди исследователей.

Дело в том, что с декабря 1930 года Кусонский становится помощником начальника военной канцелярии РОВСа, а в 1934 году, после ухода с этого поста генерала Стогова, возглавил эту канцелярию. Поскольку Кусонский пользовался безграничным доверием тогдашнего главы РОВСа генерала Е.К. Миллера, именно ему генерал Миллер отдал на сохранение свою записку, изобличающую предательство генерала Скоблина, когда отправлялся на организуемое Скоблиным "свидание с германскими представителями". Скоблин, как известно, Миллера подставил: вместо обещанных германских представителей генерала ждали агенты НКВД, вывезшие его в СССР, где Миллер и сгинул. Кусонский имел поручение: если бы в течение трёх часов Миллер не вернулся со "встречи", он должен был вскрыть эту записку в присутствии чинов РОВС. Миллер ушёл на встречу в 12-30 дня, Кусонский в 13-00 спокойно пообедал в одном из парижских кафе, прождал ещё час и спокойно же вернулся домой. О записке Миллера он вспомнил только после того, как жена генерала подняла тревогу. В 23 часа, спустя более десяти часов (!!!) после того, как Миллер отправился на злополучную встречу, Кусонский показал эту записку в собрании чинов РОВС.

Евгений Карлович Миллер в эмиграции

Более того, В. Клавинг сообщает следующее: "После происшедшей словесной дуэли между Кедровым и Скоблиным адмирал Кедров решил препроводить Скоблина в полицейское управление. И здесь Кусонский, увидев, что Скоблин уже у дверей, в коридоре, совершил истинно чекистский экспромт: он сказал Кедрову, что хотел бы ему конфиденциально кое-что сообщить дополнительно (что он якобы только что вспомнил), и, позвав Кедрова, также уже вышедшего в коридор, возвратился с ним в кабинет Миллера. Скоблин, конечно, понял маневр своего товарища по службе в НКВД и, быстро открыв дверь, бросился наутек. Задумка Кусонского полностью реализовалась. Скоблин сбежал, а Кусонскому ничего не надо было и сообщать дополнительно, так как Кедров бросился из кабинета за сбежавшим Скоблиным. Скоблин, однако, побежал не на улицу, а поднялся на этаж выше, в квартиру Третьякова, также агента НКВД и ожидавшего его на случай такого развития событий. Кедров, Мацылев и Кусонский выбежали на улицу. Между тем Скоблин из квартиры Третьякова через черный ход спокойно вышел на противоположную улицу и скрылся от преследователей". Впрочем, сами эмигранты уверенно называют Клавинга дилетантом и относятся к его утверждениям более, чем критически.

Запоздалое оглашение Кусонским записки Миллера послужило основанием для некоторых авторов обвинять Кусонского в работе на НКВД и попытках разложить РОВС (см. выше). Некоторые исследователи, как тот же Клавинг, даже начали утверждать, что Павел Алексеевич "начал исповедовать религию большевицкого рая". Однако, это не более, чем заблуждение. Во-первых, будь Кусонский действительно агентом НКВД и сообщиком Скоблина, для него логичнее было бы просто уничтожить записку Миллера, однако он эту записку сохранил и по первому требованию обнародовал. Во-вторых, самые дотошные исследователи истории белой эмиграции не нашли никаких фактов вербовки Кусонским кого-либо из эмигрантов на советскую сторону. В-третьих, Кусонский в эмиграции откровенно бедствовал, в то время, как доказанные советские агенты (тот же Скоблин) в деньгах не нуждались - НКВД щедро оплачивал услуги шпионов и провокаторов. Сын Кусонского умер от туберкулёза, который в 30-е годы ХХ столетия уже не считался неизлечимой болезнью. Но его лечение требовало крупных денежных сумм, которых у Кусонского не оказалось.