Картина Ильи Глазунова изображает разгром большевиками православного храма на Пасху.
Приближалась Пасха. Большевики развесили плакаты: в виду военного положения населению запрещалось посещать церкви, — церкви закрывались. Этот приказ вызвал сильное брожение. Народ решил, несмотря ни на что, идти в церкви. Ждали кровопролития во время заутрени.
Пасха празднуется торжественно в России, особенно в Москве! То была первая Пасха при большевиках. . . Люди пошли в церкви как-то испуганно, печально, по одиночке, пробираясь словно украдкой. Я стояла все время в одном переулке на Арбате около какой церкви — не помню. Где-то слышны были выстрелы, точно предупреждавшие идущих в храм: «Не ходи, расстреляем». Церковь постепенно заполнялась молящимися, священник начал службу, все заплакали. Я стояла возле церкви. На Арбате вдруг появились вооруженные люди, отряд красноармейцев начал разгонять молящихся.
Бандиты в шапках и с винтовками наперевес ворвались в храм. Послышалось: «Спаси Господи люди Твоя». Тут произошло нечто ужасающее, то, чего, пожалуй, не знает история от дней Нерона: в храме полилась кровь. Красноармейцы стали избивать нагайками молящихся. Слышались крики: «Спаси Христос, заступи». У изгоняемых из церкви текла кровь по лицам. И окровавленная толпа пела «Христос Воскресе».
Я думала: Господи, что же будет, чем все это кончится? Кое-где ударили в колокола. В эту минуту повели арестованных: несчастного старика-священника, прижимавшего к груди крест (по его седым волосам и бороде текла кровь), и верных прихожан. Между ними было много женщин, они шли, не отступая от пастыря. Вид его, когда он вышел из церкви, был так величественен, что ноги у меня подкосились. Не только я, многие стали на колени.
Домой возвращаться не хотелось. Я направилась к Гале в больницу. Там встретило меня много офицеров, у всех была одна мысль: скорей бежать из Москвы на Дон к Алексееву, одно желание — отомстить .
Journal information