Михаил Левитов
Перед Скоблиным стал мучительный вопрос, какой дорогой идти на Александровск? Если перейти на левый берег Днепра здесь, у Никополя, то одна переправа займет двое суток: был всего один небольшой паром и несколько лодок. Кроме того, переправа тотчас будет обнаружена красными и они перейдут в наступление. Полк, который был бы назначен для защиты переправы, оказался бы в исключительно невыгодных условиях: переправа внизу, а над нею возвышается гора. Если идти к Александровску старой дорогой, то придется пробиваться через всю 2-ю конную советскую армию, сомкнувшуюся за Никополем. В случае затяжных боев красные за это время смогут овладеть переправами у Хортицы и тогда Корниловцы рискуют потерять всю свою артиллерию и обозы.
Генерал Скоблин остановился на таком решении: под прикрытием дивизии немедленно переправить через Днепр пленных, раненых и обозы, а самой дивизии с наступлением темноты выступить из Никополя по старой дороге, налетом сбить конницу противника и открыть себе путь на Александровск. Сплошной колонной двинулись Корниловцы из Никополя. Люди шли в строю без обычной на походе растяжки, не было и отстававших, — все понимали грозную опасность. Корниловская конная сотня, выбросив от себя разъезды, на рысях пошла вперед. Показались огни Красногригорьевки, колонна задержалась, поджидая донесения от конного разъезда. Вдруг слева, в поле, показался какой-то конный. Он выехал на дорогу, повернул к селу и поскакал. Ординарцы начальника дивизии быстро догнали всадника. Перепуганный крестьянин, верхом на лошаденке без седла и с веревочным недоуздком, рассказал, что он местный житель и что красные взяли его проводником и велели ему указать дорогу на станцию Апостолово. В Чернышевке конницы Гая тоже не было, она выступила из этого села часа за три до прихода Корниловцев. На улице еще тлели в кострах головни, валялось разбросанное сено, пахло свежим навозом. Гай, по-видимому, обнаружил движение генерала Науменко на Апостолово и двинулся со своей дивизией туда же. Дорога на Александрова была свободна.
Генерал Николай Скоблин,
начальник Корниловской дивизии в 1920 году
Остаток ночи Корниловцы провели беззаботно. Многие поджигали «перекати-поле», и подхваченные ветром круглые горящие шары носились над степью. На заре, после 40-верстного марша был сделан привал около развалин сгоревшей и разграбленной усадьбы. Почерневшие дымоходы торчали памятниками среди груд мусора и обвалившихся стен, дорожки и клумбы заросли травой. С оголенных деревьев тихо падали листья. Среди безмолвной тишины вскоре затрещали костры, и люди в полном изнеможении валились около них.
Через два часа отдыха Корниловская дивизия уже снова шла. Второй привал и обед были назначены через двадцать верст, в Строгановских хуторах. Из высоты донесся шум мотора, и на ясной синеве осеннего неба четко обозначился аэроплан. Он сделал несколько кругов над колонной и опустился. Летчик передал приказание генералу Скоблину двигаться как можно скорее на Александровск. Летчика обступили офицеры. На их вопросы, почему он так смело и решительно опустился на землю, он ответил, улыбаясь, что распознает красных и белых не столько по коду, сколько по тому, как относятся к аэропланам проходящие колонны: белые, в большинстве случаев, сохраняют порядок и свое движение, а красные расползаются во все стороны.
В Строгановских хуторах сорок дворов были поделены между всей Корниловской дивизией. Жители, переселенные сюда из Великороссии еще во время крепостного права, оказали полное радушие. Хозяин дома, степенный старик, бывший солдат, осведомился у Скоблина, сколько человек будет обедать. «Вы не беспокойтесь, ничего не готовьте. Мы сами справимся», сказал ему Скоблин, но старик решительно запротестовал и угостил на славу офицеров и ударников на разных половинах своей хаты. «Среди всеобщей ненависти и озлобления, неизбежных спутников междоусобной войны, - вспоминал генерал Скоблин, — радушие и ласка нашего хозяина были совершенно необычны тем более, что у него не было никакого противного подлаживания к нам. Он не поносил красных, не восхищался белыми. Отнесся к нам просто, по-человечески, как к усталым, измученным людям».
30 сентября, в 11 часов, Корниловцы подошли к позициям Марковцев. После 70-верстного похода все заснули как убитые.
1 октября рано утром Корниловцы и Марковцы получили приказ отбросить красных на север, как можно дальше от переправ. Красных отогнали верст на пятнадцать. Летчик привез приказание — продолжать энергичное наступление, но уже в 3 часа дня было получено новое приказание: с наступлением сумерек идти в Александровск с таким расчетом, чтобы закончить переправу через Днепр до рассвета. Корниловцы ничего не понимали и, угрюмые и печальные, потянулись назад к переправам. В первую очередь были пущены обозы и часть артиллерии. Полки расположились в немецкой колонии, верстах в трех от Речища. Колонисты недоумевали, почему белые, так успешно дравшиеся с красными, теперь отступают. К назначенному времени переправа на левый берег Днепра была закончена. В городе к генералу Скоблину явился временно исполняющий должность начальника штаба дивизии капитан Месснер. Вместо обычного вороха оперативных телеграмм он молча протянул всего ТРИ.
Первая гласила: «Поляки заключили мир с Советами. Красные начали переброску сил на фронт Русской Армии. Головные части конницы Буденного и две пехотные дивизии уже подошли к станции Апостолово». Вторая телеграмма: Снарядом в бою под Апостоловым смертельно ранен генерал Бабиев. Не приходя в себя, он скончался. Части 2-й Армии с большими потерями в людях и в материальной части переправились обратно на левый берег Днепра, не успев даже разрушить свой мост». Третья телеграмма: «Красная Кубанская дивизия численностью до 5 тысяч сабель на северо-восточном участке фронта проникла глубоко в наш тыл и с налета овладела Большим Токмаком, где захватила и уничтожила все наши интендантские и артиллерийские склады. Противник продолжает свой рейд по тылам».
2 октября в 8 часов полк прибыл в Александровск и расположился на старых квартирах. Переход был в 55 верст: Шенеберг-Арбузовка-Александровск, и ударники были сильно утомлены.
Этим числом заканчивается Заднепровская операция, обнаружившая прибытие частей красной армии с польского фронта после подписания теперь уже мира. Ненависть Пилсудского к национальной России была настолько велика, что он решил развязать руки Ленину, чтобы он имел возможность разбить Русскую Армию генерала Врангеля, рискуя впоследствии отдать ему и Польшу, что и случилось при Сталине во вторую мировую войну. Перевес красной армии в силах, как и в боях под Орлом, теперь решил участь Русской Армии определенно: она должна была покинуть родную землю. С этого числа начались арьергардные бои с целью дать возможность провести эвакуацию в обстановке, исключающей катастрофу.
(С) Источник.
Journal information